Шрифт:
– Простите, – произнесла Магда, – мне к Антону Павловичу.
Высокий молодой человек поднялся с дивана и приятно улыбнулся, дескать, я весь ваш.
Магда представилась.
– Присаживайтесь, – пропел Антон Павлович, – это наш критик Иван Сергеевич.
«Тоже очень хорошо», – отметила про себя Магда.
– Что вас привело к нам? – поинтересовался Иван Сергеевич.
Антон Павлович мило улыбался широкой белозубой улыбкой.
– Видите ли, я принесла вам рукопись.
– Сами написали? – спросил Антон Павлович.
– Нет, это моя подруга сотворила.
– А вы, значит, принесли? – задал милый вопрос Иван Сергеевич.
– Да, я решила вам принести.
– А почему к нам? – блеснул зубами Антон Павлович.
Этого вопроса Магда ждала. Она тоже мило улыбнулась и произнесла речь, заготовленную по дороге из большого издательства:
– Я, – сказала она, – принесла ее к вам, так как рукопись очень интеллектуальная и особенная. Не понесу же я такую рукопись в большое издательство, всем известно, что у них вся продукция идет на Краснодарский край. Текст совершенно не для этого края, хотя я лично ничего не имею против Краснодарского края, просто, мне кажется, для каждой вещи должно быть свое издательство.
Антон Павлович и Иван Сергеевич мило улыбнулись.
– О чем? – спросил Антон Павлович.
– Это рассказы...
Редактор и критик сделали милые улыбки более приземленными и вялыми.
– ...о жизни московской богемы...
Улыбки наладились.
– ...о всяких московских художниках-маргиналах.
Улыбки засияли.
– Присутствует ли в рассказах элемент сатанизма или мистического интеллектуализма? – поинтересовался Антон Павлович.
– Мне кажется, что-то такое имеется в наличии. Насчет сатанизма затрудняюсь, а мистического интеллектуализма просто пруд-пруди. Просто сплошь и рядом.
– Это хорошо, – резюмировал Антон Павлович. – Разрешите взглянуть, – ослепительная улыбка.
Магда достала из сумочки аккуратный пластиковый пакетик с кнопочкой.
– Пожалуйста, – предложила на выбор, не зная кому.
Антон Павлович небрежно взял пакетик, дернул кнопочку, вытащил рукопись.
– Откуда про наше издательство узнали? – задал неудобный вопрос Иван Сергеевич, с аппетитом затянувшись сигареткой.
Магду такие вопросы никогда не заставали врасплох, столько лет в риелторском деле.
– Кто же в Москве не знает интеллектуальное издательство «Ад»? – пропела она.
– Вы правы, мы небольшое издательство, но довольно-таки...
– Вот и я об этом... – продолжала щебетать и убаюкивать Магда.
– Вы нам это оставите? – спросил Антон Павлович.
– Да, да, конечно.
– Надо ознакомиться, текст похож на этого, как его, ну вы знаете, о ком я. Эльза...
– Триоле? – подсказала Магда.
– Да, нет... Мужик такой статейки писал, прикольные в таком...
«Это он о Поваркине говорит, – подумала Магда, – это очень хорошо. Поваркин – замечательный журналист, это очень лестное сравнение».
– Не знаю, кого вы имеете в виду, – проговорила Магда. – Мне кажется, текст очень оригинальный.
– Посмотрим, почитаем.
– Когда мне к вам зайти? – мило улыбнулась Магда.
– Приходите через недельку, – проговорил Антон Павлович. – Мы тут с Иваном Сергеевичем почитаем и вам потом... Да-да, через недельку, чтобы уже точно.
Иван Сергеевич кивал своей интеллектуальной кудлатой головой – за недельку, думаю, управимся.
Магда распрощалась с Антоном Павловичем и Иваном Сергеевичем и очень довольная вышла из издательства.
Она рассуждала так: «Боже мой! Сатанизм, интеллектуальный мистицизм!!! Вот он сразу открыл рукопись, и ему понравился текст, а сколько там смешного и всякого! Напрочь забудет о всех этих экзистенциализмах, зачитается. Вот напечатают они рассказы, а потом все вместе радоваться будем. Мы с Пупой будем радоваться успеху, а Антон Павлович с Иваном Сергеевич будут радоваться, что открыли такого нового, чудесного, доселе неизвестного, но милого и доброго и очень интересного автора. Конечно, Пупели ничего пока не надо говорить. Вот примут рукопись к изданию, дойдет дело до договора с автором, тогда и скажу, а сейчас пока рано, сейчас пусть не парится».
В общем, из «Ада» она выпорхнула вся окрыленная.
История Пупель
Здравствуй, моя самая, самая любимая Пупа!
Как ты живешь, стрекоза? У меня вот выдалась свободная минута, и я хочу с тобой поболтать. О чем? Да неужели два умных симпатичных человека не найдут о чем поговорить? И потом, почему обязательно говорить о чем– то? Ведь мыс тобой можем и так просто почирикать. Пупочка, извини, но это письмо не будет исполнено глубокого смысла. Просто армия – не то место, где события сменяют друг друга с бешеной скоростью, так что, сама понимаешь, – особенных новостей нет (особенных, значит, никаких). И если бы я писал письмо не тебе, а другому человеку, то обязательно написал бы так: «Писать, в общем, не о чем».
Но ты у меня совсем другое дело, и я всегда найду, о чем тебе написать. И ты будешь читать мое пространно-лирическое письмо (интересно, где оно будет прочитано: дома, или в аудитории, насыщенной парами начертательной геометрии, или на лекции по истории искусств?).
А у нас похолодало, и ветры очень сильные, и форменные воротнички беспрестанно хлопают по нашим затылкам и ушам или просто стоят абсолютно вертикально, вследствие чего вид у нас довольно диковинный. Служба идет своим чередом, и уже сентябрь на исходе. Вообще, у меня здесь такое чувство, что время – это единственное, что пока еще движется. Мы не ходим в яростные штыковые атаки, не топим вражеские эсминцы, а просто день за днем тащим свою службу, потому что так надо, потому что не отпала необходимость в армии и этим надо кому-то заниматься. И когда человеку становится тяжело (так уж мы устроены), он вспоминает самое хорошее в своей жизни.
А для меня все самое хорошее связано с тобой. А поскольку военная служба не мед, то вспоминаю я тебя частенько. Однако этим я не хочу сказать, что когда мне хорошо (такое тоже бывает), я о тебе не думаю. Нет. Вот здесь-то как раз и помечтать самое время. Ведь человек никогда не останавливается на достигнутом, и если ему хорошо, то он хочет, чтобы было еще лучше. И еще, знаешь, Пупа, до меня все как-то не доходит, что я в армии. Раньше армия была чем-то далеким, совершенно мне ненужным и непригодным для меня. И вдруг я – солдат! Как же это так? Правда, интересно?
Все время думаю о тебе, и от этого разлука не так остро воспринимается. И, кажется, что вот откроется дверь и в комнату вбежишь ты и принесешь с собой свежесть, живость, какую-нибудь детскую забаву (или совсем недетскую), но вместо тебя входит сержант, а в лучшем случае никто не входит.
Ну к дьяволу. Что-то я разнылся, разрюмился, разлимонился. Все прекрасно (или точнее, не так уж плохо). Жизнь идет. Вот приеду – мы с тобой наговоримся, насмотримся друг на друга, будем гулять по самым нашим любимым местам.
А ты смотри у меня, учись. Будь самой-самой, ты можешь, ты умница. И вообще, мы с тобой – ребята хоть куда. Еще как станем знаменитостями! Ха-ха! Пиши мне, солнышко. Обнимаю тебя добросовестно и страстно.
Твой Максик.