«…не всегда слово есть лучшее средство для выражения смысла. Иной раз надежнее жест, взгляд, прикосновение… А уж художественный образ много выразительнее слов…».

Но если выбрано слово, то дальше успех нашей выразительности полностью определяется сложным, нелинейным отношением между словом-формой и смыслом-содержанием.

Прежде всего обозначим саму проблему здесь известной формулой – «слово произнесенное есть ложь». Ложь в принципе связана только со словом: «Истина и ложь – атрибуты речи, а не вещей. Там, где нет речи, нет ни истины, ни лжи». [143] Но, говоря строже об отношении истины (как некоего Божественного «слова») и человеческой речи, следует согласиться с тем, что вторая по отношению к первой – «в силу субстанциональной несоизмеримости всегда есть троп (аналогия, сравнение, метафора)». [144] А поскольку это так, то выражение концептуально сконструированных смыслов должно быть организовано в особенную речь, в которой осторожность обращения со словами важна не менее, чем при восприятии речи.

Кратко обозначу две ключевые задачи этого этапа полноценного акта концептодеятельности.

– Передать (выразить) структуру и полное содержание концепта (концептуальной схемы) без искажения.

– Передать сконструированный в концепте смысл уместным и щадящим образом. Имеется в виду, что тот, Другой, для кого концепт предназначался, может иметь разные потребности в отношении концепта и способности в его понимании. Поэтому «уместным образом» – это означает «в соответствии с задачей использования концепта (например, для воплощения, для понимания, для продолжения концептуальной работы, для отчета перед руководством, для устрашения и др.)». А «щадящим образом» – означает «так, чтобы учитывать познавательные возможности Другого». Обе эти задачи нуждаются в отделении речи от мышления ради ее особенного построения.

Работа мышления в режиме «изготовления» речи.

Этим примером мне хотелось прокомментировать в особенности последнюю задачу, которую я теперь могу выразить простым правилом концептуалиста – говорить «нормальным языком». Там, где оно не соблюдается, мыслитель остается одиноким островом, который покинули жители в поисках другой, может быть, не лучшей, но понятной жизни.

Мы говорим здесь о преодолении речевых форм мышления как об овладении и сознательном выборе концептуалистом таких форм речи, как стилистка, риторика и даже поэтика для понятного выражения непростых концептуальных мыслеконструкций.

Наверное, можно было бы добавить ко всему этому еще несколько идей, которые, по моему мнению, придают концептуальному мышлению его современный облик. Но продолжение следует, и, я надеюсь, еще удастся вскрыть какие-то важные его черты иными способами.

В завершение разговора о природе концептуального мышления и оглядываясь на развернутый здесь строй его атомарных идей, осмелюсь точнее определить его суть. Это саморазвивающее мышление, то есть мышление, развивающее себя своими собственными средствами. Механизм его саморазвития поддерживается свойствами, которые можно выделить хотя бы из заголовков вскрытых здесь идей: разделение, выбор, исчисление, сознательное заключение… и движение, различение, осторожничание…

И если для вас эти аргументы саморазвивающей сути концептуального мышления все еще кажутся неубедительными, то приглашаю погрузиться в план его искусства. Об этом будет следующая книга серии. А пока потренируйте свои интеллектуальные мускулы…

Мы говорим о том, что любое решение или суждение здесь не может возникать и действовать без сознания тех условий, которые повлияли на его появление. Чаще всего такими условиями выступают какие-то предыдущие решения. Это могут быть какие-то состоявшиеся факты, наблюдения, известные законы, закономерности или концепции, построенные в уме аналитика. Он в каждое мгновение должен уметь восстановить эти условия как логические основания своих умопостроений.

В случаях, когда мы еще не можем опереться на известные общепринятые законы и закономерности, когда факты еще «молчат», а решение принимать надо, такими основаниями выступают предположения или, говоря строже, гипотезы.

Если вам приходилось принимать решения в условиях сильных неопределенностей, то вряд ли в этом пункте вы станете переживать за обоснованность результатов концептуального мышления. Оно принципиально происходит там, где факты действительно «молчат» или лишь «намекают» на реальность, а нам уже надо ее как-то понимать и действовать. В этих случаях гипотезы, предположения – вовсе не признаки нашего бессилия. Напротив, они свидетельства нашей смелости и «познавательной наглости» – ведь мы идем туда, где еще никого не было. Но такого рода логические основания решений являются нашей силой лишь тогда, когда мы сознаем их природу, когда мы помним, что они гипотезы, и готовы вернуться к ним и пересмотреть их, если наши решения окажутся неудовлетворительными.