— Я потеряла мужа. Я не могу потерять еще и сына!

— Да все нормально, ма…

Я с трудом уговорил ее сделать мне чаю с мелиссой и отправился в душ. Там мне пришла в голову идея задать матери несколько вопросов. Осторожно, с оглядкой.

Она сидела в кухне, ожидая меня. На столе стоял наш большой заварной чайник, две чашки с блюдцами и клубничное варенье.

Я отхлебнул чаю и похвалил его вкус. Матушка кивнула без улыбки. В уголках ее губ пролегли глубокие складки, которых я раньше не замечал. Смерть отца мы переживали по-разному. Для нее это был печальный финал долгого и счастливого этапа жизни, для меня — начало самостоятельного пути. Я перестал быть великовозрастным ребенком и ощутил груз ответственности.

— Ма, а помнишь, отец болел бронхитом? — вскользь спросил я.

Она помолчала, накладывая мне клубничное варенье, потом горестно вдохнула.

— У Андрюши смолоду были слабые бронхи. Он постоянно кашлял, доктора опасались туберкулеза, но обошлось. А почему ты спрашиваешь?

— Я считал его здоровым. Он грипп-то подхватывал раз в пять лет и всегда переносил его на ногах.

— Из-за бронхита Андрей начал заниматься закаливанием, обливался холодной водой, пил травяные отвары по специальной схеме и к твоему рождению полностью поправился. Ему очень помогло санаторное лечение в Крыму. Он привез оттуда рецепты отваров и готовил их сам, меня не подпускал.

— Вы ездили в Крым? Вдвоем?

— Вдвоем мы ездили отдыхать, а лечился Андрей без меня. Ему кто-то посоветовал санаторий в Старом Крыму, он купил путевку и не пожалел. Горный климат пошел ему на пользу.

Она заплакала. Все это осталось в прошлом, ей предстояло научиться говорить о муже в прошедшем времени.

— Он что-нибудь привез оттуда, кроме рецептов? Фотографии или сувениры?

— Я уж и не припомню…

— Может, полистаем наши альбомы? Давно я в них не заглядывал.

Передо мной маячил снимок, который показывала мне Анна, где мой отец обнимал Веронику Ремизову.

— Давай, — согласилась мать.

Она достала с полки альбомы, и мы углубились в прошлое нашей семьи. Родители не были любителями фотографироваться. В альбомах хранились снимки торжественных событий, юбилеев, горные ландшафты, которые предпочитал отец. Теперь я понимаю, почему он выбирал для отдыха курорты с горным климатом.

— Андрей обожал горный воздух…

— Сколько раз он ездил в Старый Крым? — уточнил я.

— Один раз. Там же глушь, море далеко, до него ехать десять или двадцать километров. Зато уникальная природа и чудесный воздух. Кстати, отец как-то обмолвился, что у его дальнего предка была собственность в Старом Крыму. То ли дом, то ли большой сад, когда-то принадлежавший крымским ханам. Он даже искал следы своей родни, но не нашел. Сад тоже вырубили.

Я разочарованно отложил альбомы и задумался.

— Ты расстроился? — забеспокоилась матушка, вытирая слезы.

Мог ли я хотя бы обмолвиться об измене отца, плодом которой стала Анна? Рано или поздно мне придется признаться матери, что у меня появилась сестра. Лучше позже. Как она воспримет эту новость? Трагически? Или по-христиански, со смирением?

— Ты веришь в Бога, ма?

— Без фанатизма, — помолчав, ответила она. — Я верю в нечто высшее, имеющее власть над нашими судьбами.

— Ну-ну, — мрачно буркнул я. — Значит, все предопределено?

— Мне не нравится твое настроение, Нико. У тебя развивается депрессия.

— А чему радоваться?

— Господи, Нико! У тебя вся жизнь впереди! Женишься, внучат мне подаришь…

Я вдруг сообразил, что Анна родилась за три года до меня. Выходит, бесплодием страдала мать, а не отец.

— Ты не хотела детей? — выпалил я. — Поэтому я появился на свет, когда тебе было уже тридцать семь?

— Что ты, что ты, сынок! — испуганно возразила она. — Я мечтала о ребенке! Ты родился желанным. У меня были проблемы со здоровьем, но постепенно все наладилось. Не сразу. Я долго лечилась. Мы с папой были на седьмом небе, когда врачи сказали, что я беременна.

— У меня нет ни братьев, ни сестер, — безжалостно продолжал я. — Признаться, меня сей факт ничуть не огорчает. Просто хочу знать, почему я один.

— У меня были тяжелые роды. Возраст сказался, нагрузка на сердце. Мы с папой решили больше не рисковать.

— Ты делала аборты?

— Нет! Что ты? Нет…

Я заставил матушку оправдываться, она не понимала причины этого бесцеремонного допроса. Ей было больно, а мне — стыдно. Но я словно слетел с катушек и не мог остановиться. Я подумал: а что, если у меня объявятся еще братья и сестры? Как быть с ними?

— Скажи, ма, ты… изменяла отцу?

В ту ночь я вел себя как свинья.