Шрифт:
Раздался дикий хохот, частью насмешливый, частью восторженный, — уж очень забавна казалась шутка. Король был уязвлен. Он сказал резко:
— Вы невоспитанные бродяги! так вот ваша благодарность за королевскую милость, которую я вам обещал!
Он продолжал бранить их гневно и взволнованно, но его слова тонули среди хохота и насмешливых восклицаний. Джон Гоббс несколько раз пытался перекричать крикунов, и наконец это ему удалось:
— Друзья, это мой сын, мечтатель, дурак, помешанный, — не обращайте на него внимания: он воображает, что он король.
— Разумеется, я король, — обратился к нему Эдуард, — и ты в свое время убедишься в этом на опыте. Ты сознался, что убил человека, — тебя вздернут за это на виселицу.
— Ты собираешься выдать меня? Ты? Да я своими руками задушу тебя…
— Потише, потише! — прервал его силач-атаман. Он бросился на помощь королю и одним ударом кулака свалил Гоббса наземь. — Ты, кажется, не уважаешь ни королей, ни атаманов? Если ты еще раз позволишь себе забыться в моем присутствии, я сам вздерну тебя на первый сук.
Атаман свалил Гоббса наземь.
Потом обернулся к его величеству:
— А ты, малый, не грози товарищам, и нигде не распускай о своих товарищах дурной славы. Будь себе королем, коли тебе сдуру пришла такая охота, но пусть от этого никому не будет обиды. И не называй себя королем Англии, потому что это измена: мы, может быть, иногда поступаем неладно, но среди нас нет ни одного подлеца, способного изменить своему королю, все мы любим его и преданы ему. Сейчас увидишь, правду ли я говорю. Эй, все разом: да здравствует Эдуард, король Англии!
— Да здравствует Эдуард, король Англии!
Этот клич оборванцев прозвучал, как гром, и ветхое здание задрожало. Лицо маленького короля на миг озарилось радостью, он слегка наклонил голову и сказал с величавой простотой:
— Благодарю тебя, мой добрый народ.
Этот нежданный ответ вызвал неудержимый взрыв хохота. Когда наконец стало немного тише, атаман выговорил твердо, но добродушно:
— Брось это, мальчик, это неумно и нехорошо!.. Если тебе так уж хочется помечтать, выбери себе какой-нибудь другой титул.
Какой-то лудильщик предложил:
— Фу-Фу Первый, король шутов!
Титул сразу понравился, и каждый заорал, надрывая глотку:
— Да здравствует Фу-Фу Первый, король шутов!
При этом они гикали, свистели, мяукали, хохотали.
— Тащите его сюда, мы его коронуем!
— Мантию ему!
— Скипетр ему!
— На трон его!
— На трон его!
Все эти возгласы и двадцать других посыпались разом, и не успел несчастный мальчик перевести дух, как его короновали жестяной кастрюлей, завернули его, как в мантию, в рваное одеяло, посадили, как на трон, на бочку и дали в руку, вместо скипетра, паяльную трубку лудильщика. Потом все кинулись перед ним на колени с насмешливыми воплями и издевательскими причитаниями, вытирая мнимые слезы рваными грязными рукавами и передниками.
— Смилуйся над нами, о сладчайший король!
— Не попирай ногами твоих ничтожных червей, о благородный монарх!
— Сжалься над твоими рабами и утешь их королевским пинком!
— Приласкай и пригрей нас лучами твоей милости, о палящее солнце на троне!
— Освяти землю прикосновением твоей ноги, чтобы мы могли съесть эту грязь и стать благородными!
— Удостой плюнуть на нас, о государь, и дети детей наших будут счастливы и горды воспоминанием о твоей царской милости!
Но всех перещеголял лудильщик, изобретатель нового титула. Он подполз на коленях и сделал вид, что целует ногу короля, тот с негодованием оттолкнул его ногой; тогда он стал подходить к каждому по очереди и выпрашивать тряпку, чтобы завязать то место на лице, которого коснулась королевская ножка, говоря, что после такой чести оно не должно подвергнуться грубому влиянию воздуха и что теперь он наживет себе состояние, всюду показывая это место по сту шиллингов за один взгляд. Он был так убийственно забавен, что вся орава восхищалась им и завидовала ему.
Глаза маленького монарха были полны слез стыда и гнева. «Если б я их тяжко обидел, они не могли бы поступить со мной более жестоко; но я обещал им милость, — и вот как они отблагодарили меня!»
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Принц у бродяг.
Вся орава поднялась на рассвете и двинулась в путь. Над головой низко нависло небо, земля под ногами была скользкая, в воздухе веяло зимним холодом. Шайка приуныла; одни были угрюмы и молчаливы, другие сердиты и раздражительны; все были не в духе, каждому хотелось опохмелиться.