Шрифт:
Особенность действий выдвинутых вперед от главных сил казачьих партий состояла в том, что им приходилось перемещаться без каких-либо карт, а время определять «по солнышку». Часы, по бедности, в начале XIX века имели немногие офицеры даже из числа старших.
Успех казачьей службы, победные дела, высокие моральные и боевые качества конных бойцов иррегулярных войск русской армии заключались в том, что на военную службу казака снаряжали отец и мать, дед, вся семья. Они доступным языком говорили ему о чести быть воином-казаком, внушали быть храбрым, напоминали о чести их фамилии. Поэтому казак на войне, будь он в бою или на чужбине, всегда помнил родные места, станицу или хутор, как семья провожала его на службу и на брань. Помнил наказ отца и матери.
Провожали казаков на службу, в поход и на войну всем станичным или хуторским миром. При этом в земляках равнодушных к нему людей служивый казак никогда не видел. Так было столетиями на Тихом Дону и Урале (Яике), Кубани и Тереке, Енисее и Амуре…
Провожали казака-донца, уральца, оренбуржца и черноморца в 1812 году на службу и в ополчение так, как поется в песне, сложенной на слова донского казака-поэта А. Туроверова:
Конь боевой с походным вьюкомУ церкви ржет: – кого-то ждет.В ограде бабка плачет с внуком,Молодка возле слезы льет.А из дверей святого храмаКазак в доспехах боевыхИдет к коню, из церкви прямоС отцом, в кругу своих родных.Жена коня подводит мужу,Племянник пику подает.«Вот, – говорит отец, – послушайМоих речей ты наперед.Мы послужили Государю,Теперь тебе черед служить.Ну, поцелуй же женку Варю,И Бог тебя благословит!И да пошлет тебе Он силыДолг службы свято соблюдать,Служить, как мы Царю служили,И славу рода продолжать.Иди туда, куда укажутГосподь, начальство и черед,Когда же в бой лететь прикажут,Благословясь, ступай вперед!Но ни в бою, ни перед боемТы не бранися, не ругай;Будь христианин и перед боемКрестом себя ты осеняй…Коня даю тебе лихого,Он добровит был у меня,Он твоего отца седогоНосил в огонь и из огня.А добрый конь – все наше счастье,И честь, и слава казака,Он нужен в счастье и в напасти,И за врагом, и на врага.Конь боевой всего дороже,И ты, мой сын, им дорожи;И лучше сам ты ешь поплоше,А лошадь в холе содержи!Тот колет пикою ловчее,И в деле тот и молодец,Кому коня добыл добрееДед, прадед, дядя иль отец…А вот и пика родовая,Подруга славы и побед,И наша шашка боевая —С ней бился я и бился дед!Исправен будь! И старших слушай,Найди товарища себе.Живите с ним душа вы в душу,Клянитесь выручить в беде!..Куда придешь – ты, первым делом,Разведай все, – до пустяка.Где тракт какой, кто есть, примером,Где лес, где села, где река.Тогда ты свой в чужой сторонке,И командирам ты рука!Ведь ловкость, сметка да сноровка —Весь капитал у казака!..»Современников из числа недругов России в «грозу 12-го года» поражало казачье войсковое товарищество, взаимовыручка и взаимопонимание. Они основывались на вековых традициях казачества. Можно взять тому в пример такие слова. Вызывая донского генерал-майора И. К. Краснова в действующую армию, атаман Матвей Платов писал ему: «Вы мой соотечественник; надеюсь иметь в Вас и доброго помощника».
Объединившиеся воедино две русские Западные армии, прикрывшись сильным арьергардом под начальством атамана Платова, отступали все дальше и дальше от Смоленска к Москве. А. П. Ермолов писал в «Записках»:
«9-го числа вся 1-я армия, соединясь за Днепром, пришла к селению Усвятье. Днем прежде 2-я армия расположилась недалеко от Дорогобужа. В состав арьергарда поступили многие егерские полки и кавалерия. Им командовал генерал-майор барон Розен, состоя в полном распоряжении генерала от кавалерии Платова, которому приказано оставаться у самой переправы долее, дабы собрались люди усталые. Сильные партии должны отправиться вверх по Днепру, наблюдая, чтобы не беспокоил неприятель отправленные из Смоленска обозы и транспорты чрез Духовщину на Дорогобуж. Все прочие тяжести и все раненые отправлены из Духовщины в Вязьму и были вне опасности».
…Русские 1-я и 2-я Западные армии продолжали отход к Москве. Все это вызывало глухой ропот в войсках, от нижних чинов до генерала от инфантерии князя Петра Ивановича Багратиона. Но Барклай де Толли, военный министр России, был неумолим в своем решении как можно глубже заманить врага на территорию России, растянуть до невозможности его коммуникации, а потом нанести ему поражение в полевой битве. Собственно говоря, назначенный главнокомандующим М. И. Голенищев-Кутузов одобрит такой план ведения войны против императора Наполеона и его действительно Великой армии.
Роптали против отступления и в казачьих полках. Там тоже видели вину за отступление в «немце» Барклае де Толли, и в тех «немцах», которых было немало в его окружении. Начальник барклаевского армейского штаба А. П. Ермолов в своих мемуарах рассказал о том, как относился к ним атаман Матвей Платов, который уже не единожды с началом войны брал со своими «степными осами» «поверхность» над вражеской кавалерией, то есть громил ее, начиная от славного боя под Миром:
«Атаман Платов сказывал мне о показании взятого в плен унтер-офицера польских войск, что будучи у своего полковника на ординарцах, видел он два дни сряду приезжавшего в лагерь польский под Смоленском нашего офицера в больших серебряных эполетах, который говорил о числе наших войск и весьма невыгодно о наших генералах.
Разговорились мы с генералом Платовым о других, не совсем благонадежных и совершенно бесполезных людях, осаждавших главную квартиру и, между прочим, о флигель-адъютанте полковнике Вольцогене, к которому замечена была особенная привязанность главнокомандующего. Атаман Платов в веселом расположении ума, довольно смешными в своем роде шутками говорил мне:
– Вот, брат, как надобно поступать. Дай мысль поручить мне обозрение французской армии и направь его на меня, а там уже мое дело, как разлучить немцев. Я дам ему провожатых, которые так покажут ему французов, что в другой раз он их не увидит.
Атаман Платов утверждал, что знает других, достойных равной почести…»
…Участники Русского похода в своих воспоминаниях о том, как Наполеон преследовал армию противника, писать о казаках не забывали. Правда, при этом порой приводились весьма курьезные случаи, реальность которых вызывает сомнения. К числу таковых, к примеру, относится такой «дорожный случай». Главный квартирьер Главной квартиры императора Наполеона бригадный генерал Филипп-Поль де Сегюр в своих мемуарных воспоминаниях «Поход в Россию. Записки адъютанта Наполеона I» рассказал эпизод, вполне достоверный, из преследования русской армии после Царева-Займище: