Командир 23-го конно-егерского полка пишет о том, что он был в нескольких шагах от унтер-офицера Лежандра, когда тот «воткнул свою саблю в горло Кульневу» и что он, Марбо, может удостоверить, что русский генерал распростерся у ног Лежандра, не произнеся ни одного слова. В действительности тот погиб на слеующий день в бою близ деревни Сивошино: вражеское ядро оторвало идущему около своего коня генералу обе ноги выше колен, и он умер на этом месте от большой потери крови. Когда французские кирасиры (не конные егеря) бросились к упавшему на дороге Кульневу (хороша была добыча, стоившая не одного ордена Почетного легиона), гродненские гусары отбили их, похоронив своего полкового командира на месте гибели.

Марбо описывает, как его конные егеря, бесшумно, шагом спокойно продвигались вперед, надеясь захватить русских врасплох. Их позицию охраняли, как хорошо видели французы, только редкие пешие часовые, стоявшие совсем близко к походному лагерю. Казалось, что нападение будет совершенно внезапным и противник не успеет схватиться за оружие и в его стане начнется такая паника, что кавалеристам не составит большого труда устроить в толпе мечущихся русских пехотинцев «страшную бойню».

Конным егерям, закаленным в наполеоновских походах, казалось, что блестящая виктория у них уже «в руках». Но «вдруг два противных казака, эти пронырливые, подозрительные ищейки, появились внезапно шагах в 30 от моей линии, – с нескрываемым огорчением пишет граф Марбо, – посмотрели на нас с минуту и затем бросились к лагерю, предупреждая его о нашем приходе».

Конные егеря обманчиво приняли редкую линию пеших часовых у самого русского лагеря за его боевое охранение. Генерал Кульнев же предусмотрительно выслал далеко вперед в сторону подходившего неприятеля небольшие числом конные казачьи дозоры, на бдительность которых можно было вполне положиться, особенно при неопределенности ситуации. О том, как состоялась встреча с одним из дозоров силой всего в два всадника, и пишет известный своими бравурными мемуарами полковой командир кавалерии корпуса маршала Удино.

Граф Марбо очень сожалеет о том, что «два противных казака» помешали его 23-му конно-егерскому полку внезапно, «подобно удару молнии», обрушиться на стан русской пехоты и стоявшую там батарею в 14 орудий. Казаки вовремя подняли тревогу, и батарея встретила атакующий полк вражеской кавалерии картечным залпом в упор. 37 конных егерей, включая двух офицеров – капитана и лейтенанта, были сражены наповал. Полк убитыми сразу лишился 40 верховых лошадей. В рядах французов после того залпа насчиталось много раненых: почти все раны, нанесенные картечинами, оказались смертельны. Картечь искалечила и коня командира полка, не зацепив его самого.

В рядах 6-го (Баварского) пехотного корпуса Великой армии, действовавшего на санкт-петербургском направлении, находился другой известный мемуарист из уцелевших в 1812 году наполеоновцев – Гаспар Шумахер. Офицер 4-го швейцарского полка описал для истории дело у Боярщины, под городом Полоцком. Жалуясь на походные невзгоды в России, он пишет о том, что скот, обозы со съестными и боевыми припасами по большей части не доходили до баварцев и его швейцарцев. Они захватывались и уничтожались казаками, «которые проскальзывали мимо наших флангов».

Славный день Бородина для двух противоборствующих армий приближался неумолимо. Военные вожди подсчитывали силы, которые реально имелись под рукой. В рапорте главнокомандующему князю М. И. Голенищеву-Кутузову о численности войск 1-й Западной армии генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли на 17 августа 1812 года в летучем казачьем корпусе генерала от кавалерии Платова «состояло на лицо могущих быть в строю и действии»:

Число эскадронов (казачьих сотен) – 46.

Штаб-офицеров – 15.

Обер-офицеров – 117.

Унтер-офицеров – 141.

Рядовых – 3123.

Получало провизию людей – 4694.

Получало фураж лошадей:

Строевых – 3264, артиллерийских – 164, подъемных (обозных) – 556.

23 августа главнокомандующий М. И. Голенищев-Кутузов отправил императору Александру I донесение о состоянии армии и о выборе позиции при Бородино:

«Всемилостивейший государь!

…Позиция, в которой я остановился при деревне Бородине в 12-ти верстах вперед Можайска, одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством. Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда я имею большую надежду к победе. Но ежели он, найдя мою позицию крепкою, маневрировать станет по другим дорогам, ведущим к Москве, тогда не ручаюсь, что может быть должен идти и стать позади Можайска, где все сии дороги сходятся, и как бы то ни было, Москву защищать должно.

Касательно неприятеля, приметно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперед, то сие, так сказать, ощупью. Вчерашнего дня посланный от меня полковник князь Кудашев заставил с 200 казаков всю конницу Давустова корпуса (маршала Даву. – А.Ш.) и короля неаполитанского (маршала Мюрата. – А.Ш.) несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперед движения не сделал.

Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-ти верстах, и боковые дороги наблюдаются весьма рачительно…