Подобное мелькание должностей и лиц на постах в городской администрации, столь же многочисленных, как и в лучшие времена империи, окружает ореолом блеска и значительности городскую жизнь того времени. Это обманчивое впечатление может возникнуть и по той причине, что монументальное античное наследие городов еще сохранялось в относительном порядке скорее заботами королей и епископов, чем на средства курий. Так во Вьенне в начале VI века еще был человек, поддерживающий в должном порядке сооружения акведука, а в Меде и в Париже, где не сохранились древние амфитеатры, были построены новые арены ближе к городским укреплениям, и там по-прежнему проводились игры. Когда Теодебер взял в 537 году Арль и решил отметить свою победу организацией спортивного зрелища по римскому образцу в большом амфитеатре Арля, он не столкнулся с какими-либо трудностями. Да и Сезер несколькими годами ранее писал о своих земляках, что они с большим удовольствием любуются там «кровавыми представлениями». Однако это ложное впечатление не могло долго сохраняться: уже к концу века арльский амфитеатр, как и подобные сооружения в Ниме, Трире, Туре, как театр в Оранже, перестали использоваться по назначению и превратились в оборонительные, а то и просто жилые постройки. В целом города приходили в упадок, а многие из них вскоре стали походить — как, например, Тулуза — на «сильно похудевшего человека, носящего свой старый костюм», по выражению Филиппа Вольфа. Так было даже с теми городами, вокруг которых, в отличие от Тулузы, крепостные стены возводились в III–IV веках, в то время, когда города уже потеряли часть своего населения и площади.

Теперь одна лишь церковь ведет строительство, и повсюду, как внутри, так и вне пространства, огражденного городской линией укреплений, вырастают леса церковных новостроек или реставрируются старые постройки. В Меце насчитывается сорок церквей, построенных в период правления Меровингов. В Париже их двадцать девять, в Реймсе — двадцать две, в Лионе — восемнадцать и двенадцать в Бордо. К тому же в приходах строились свои, приходские церкви, как бы в дополнение к кафедральным соборам и окружающим их церковным зданиям. А в пригородах на кладбищах возводились обширные базилики на могилах святых мучеников и епископов. Некоторые базилики строились для хранения святых мощей, доставленных с большими трудностями из дальних стран. Именно так возникла построенная Хлодвигом церковь Святых Апостолов Петра и Павла (впоследствии — церковь Святой Женевьевы) в Париже, церковь Святого Медарда в Суассоне, построенная Клотаром, и воздвигнутый епископом Домнулом храм Святого Венсана в Ле-Мане. Насчитывается множество примеров такого рода: это и церковь Святого Реми в Реймсе, построенная над усыпальницей великого епископа, умершего около 530 года, и храм Святого Венсана, основанный в 542 году Хильдебером для сохранения мощей этого святого, привезенных из Испании, а впоследствии принявший под свой кров и усыпальницу самого Хильдебера и, позднее, парижского епископа Жермена. В честь последнего храм и носит теперь название — Сен-Жермен-де-Пре. Такова же история создания церкви Святой Марии в Пуатье, где покоится прах построившей ее королевы Радегонды третьей супруги Клотара, прославившейся своей набожностью. Вскоре после ее смерти церковь эта стала называться Сент-Радегонд. Первоначальные пожертвования на строительство базилик, а затем дары паломников, приток доброхотных даяний, большею частью — завещательных, рассчитанных на обеспечение спасения души даятеля, быстро обогащали такие базилики. Становясь центром пристроенных к ним монастырей, они превращались в крупные и многогранные экономические центры. Так окрестности древних некрополей зачастую обретали, благодаря святым мощам и хранящим их монахам, новую жизненно важную роль перекрестка торговых путей. В дальнейшем вокруг них вырастут будущие торговые и промышленные предместья.

Чтобы воздвигнуть монументальные здания церквей для вящей славы Господней, епископы и аббаты пользовались услугами архитекторов, каменотесов и каменщиков, упоминаемых в письменных источниках. Эти мастеровые люди, разбитые на цеховые категории античных времен, использовали при строительстве церквей старые приемы возведения зданий, традиционные архитектурные каноны. Так, оставалась широко распространенной очень ровная мелкая кладка, присущая всем зданиям этой эпохи, построенным в Париже, вокруг Парижа и в районе Пуатье. Образчиком такой техники может служить возведенная по воле Хильдебера пристройка к маленькой базилике, построенной еще святой Женевьевой на могиле святого Дени. Такая кладка использовалась даже тогда, когда для местных условий более подходила бы, как, например, в Нормандии или в Лангедоке, неровная крупная кладка, которая, впрочем, тоже была известна еще в Древнем Риме. Во всяком случае, повсюду, и особенно в Аквитании, для устройства кровли применялось чередование плоской черепицы с выгнутой — классическая техника античного периода.

В большинстве своем церкви строились с сохранением базиликальной планировки, сложившейся еще в древнехристианский период. Именно так построены большие кафедральные соборы, многие из которых были реставрированы и расширены (собор в Эксе — в начале, в Трире — в середине, и в Туре — в конце VI века), а некоторые построены (собор в Нанте, освященный епископом Феликсом в 568 году). Так же строились и большие базилики в предместьях (Сен-Пьеро-Нонне в Меце, Сен-Жереон в Кёльне, Сен-Мартен в Туре, Сен-Сернен в Тулузе) и некоторые приходские или мемориальные церкви, находившиеся вне главных городов племенных округов («сите»). Таковы церкви Сент-Рейн в Ализ, Монферан в Лангедоке, или, скажем, Селль-сюр-Шер, построенная ранее 558 года по приказанию Хильдебера, желавшего увековечить намять о затворнике Евзисии. Первоначальную структуру базилики могли дополнять пристройки самого различного рода. Отметим большие полукруглые апсиды. Иногда по бокам их воздвигались прямоугольные камеры — апсидиоли (например, в кафедральном соборе Женевы, реконструированном в начале VI века, после войны с Гундобадом и Годегизилом, в храме Сен-Мартен в Отене, строительство которого было завершено в конце того же века). Порой число нефов утраивалось за счет пристройки боковых меньшей высоты. Примером может быть все тот же собор Женевы, а также собор в Нанте.

Сооружалось также немало зданий центрированного плана, по восточной моде. Как правило, таковыми были баптистерии, например, в Провансе. Окончание их строительства часто относят к VI, иногда — к VII векам. По большей части такие баптистерии имеют восьмиугольный купол, находящийся над купелью, окружены галереей (в Эксе, Риеце, как когда-то во Фрежюсе). Иногда такие здания (например, в Венаске) приобретали форму квадрата, к каждой стороне которого примыкала полукруглая апсида со сферическим сводом. Но при необходимости центрированный план использовался и в других сооружениях. Назовем церкви-усыпальницы, такие, как Сен-Лоран в Гренобле, старинная подземная усыпальница, превращенная в VI–VII веках в обширную четырехкамерную церковь; приходские церкви, такие, как «Дорада» (от латинского «золотистая») в Тулузе, одно из самых древних святилищ Галлии, посвященных Святой Деве, заложенная еще при власти вестготов, но завершенная после франкского завоевания: это прекрасное здание в форме десятиугольника, увенчанное куполом, украшенное мозаикой золотистого тона (отсюда и название). Бесспорно, апогей в сооружении зданий описанного типа (по крайней мере, судя по тому, что сохранилось до нас) был достигнут около 600 года, когда завершилось воздвижение баптистерия Сен-Жан в Пуатье. Истоки этого памятника, несомненно, восходят к IV веку, но в VI веке он претерпел значительные изменения, последние же добавления, придавшие ему окончательную форму, были сделаны в начале VII века, после случившегося пожара. Римская традиция здесь узнаваема. О ней напоминают возвышение в центральной части храма, аналог античной селлы (место, где находилась статуя бога); главная апсида, с наружной своей стороны украшенная фронтоном в форме треугольника; большие внутренние аркады, опирающиеся на колонны с капителями из пиренейского белого мрамора; прекрасно уложенный тесаный камень. Но результаты работ, проведенных в начале VII века, свидетельствуют о медленном упадке этой традиции. Действительно, вместо прежних широких окон маленькие овальные; в верхний регистр стен встроены приземистые пилястры, не очень гармоничные; что касается прекрасных капителей, то они, без сомнения, перенесены сюда из какого-то старого здания.

Конечно, было бы неправильно делать на этом основании вывод о том, что в Галлии VI века прекратилось производство архитектурных деталей. В Пиренеях, особенно в Сен-Беате, продолжали работать мастерские по обработке мрамора, их продукция — капители, колонны, резные саркофаги — вывозилась не только во все части Аквитании, но доходила и до парижского региона.

Циркуляция товаров и коммерческая жизнь не затухали в Галлии. Тексты, надписи, относящиеся к тому веку, свидетельствуют, что еще сохранялись колонии еврейских и других восточных торговцев на ее территории. Во времена Римской империи они сосредоточили в своих руках крупную торговлю в Марселе, Арле, Узесе, Вьенне, Лионе, Нарбонне, Бордо, Клермоне, Бурже, Орлеане, Туре, Нанте, Безансоне, Париже, Трире и Кёльне — то есть на побережье Средиземного моря, в Южной Галлии, вдоль долин Роны и Луары, а также в тех редких городах севера страны, на которые римская эпоха наложила глубокий отпечаток, или в городах, становившихся излюбленными местами пребывания королей (Париж). По рекам и по суше торговцы перевозили предметы роскоши, которые на кораблях, бороздивших Средиземноморье под все теми же латинскими парусами, доставлялись в порты Нарбонны, Фоса и особенно Марселя — как в прекрасную эпоху расцвета Рима. Казалось, эта эпоха возрождается вновь благодаря победам императора Юстиниана, отвоевавшего у варваров западный бассейн Средиземноморья (533–554). Особенно выделим Марсель, где после установления над городом власти Меровингов активно хозяйничали их таможенные чиновники и где в течение VI и в начале VII веков были сооружены новые каменные причалы. Здесь выгружали на берег пряности и душистые вещества (такие, как перец и ладан), шелка и парчу, коптские ткани, масла, кожи и вина из Газы. Нельзя не назвать и драгоценный папирус, который вплоть до второй половины VII века являлся почти единственным писчим материалом. Когда сын Клотара Гонтран в 585 году торжественно въезжал в Орлеан, его приветствовали, как рассказывает Григорий Турский, «в одном месте на языке сирийцев, в другом — на латинском, а в иных местах также на языке самих евреев». Можно сказать, что король встречался с теми людьми, которые снабжали его канцелярию папирусами, а его погреба — восточными винами.

Однако доставка столь дорогих продуктов на северные рынки представляла собой отнюдь не легкое дело для тех, кто им занимался. Письменные источники VII–VIII веков показывают, что меровингские короли пытались сохранить огромное бремя косвенных налогов, которыми умирающая Империя облагала перемещающиеся товары. Никого не удивит тот факт, что на каждом важном этапе продвижения товаров — в Марселе, Тулоне и Фосс, а затем, далее к северу, в Арле, Авиньоне, Балансе, Вьенне, Лионе и эгейскими и малоазиатскими винами, что и при раскопках в Марселе. Тулузе, Бордо или Нанте.

Можно ли отсюда заключить, что оживление торговли на севере Галлии было лишь продолжением в пространстве и времени прежних средиземноморских связей? Конечно, нет. Партия вина, которую около 585 года перевозил упоминаемый Григорием Турским купец по имени Христофор вниз по Луаре под Орлеаном, отнюдь не была произведена на далеком Востоке. Тем не менее имя торговца, по всей вероятности греческое, заставляет предположить, что местные торговые обмены иногда еще оставались в руках восточных купцов, что последние еще прочно удерживали позиции, приобретенные в пору наибольшего расцвета империи. Это подтверждает прочность прежних структур.