— Итак, все-таки влюблены?

— Влюблен? Да, — откликнулся Сергей, — но любить вас я не хочу.

— Это почему ж не хотите?

Зиновия вмиг посерьезнела и медленно подняла на Сергея чудесные темно-голубые глаза, в которых отражалось сказочное мерцание лунной ночи.

— Потому что сегодня я больше не бонвиван, — ответил Сергей, — а вы — женщина, которую можно обожать, но которой нельзя дарить свое сердце.

— Как плохо вы обо мне думаете!

— Напротив, я о вас самого лучшего мнения, — спешно проговорил он, — но мне не хотелось бы оказаться вашей игрушкой, ибо теперь я вас знаю, вы поступите с ней как ребенок. Пока игрушка нова, она вас радует, но едва она вам надоест, вы ее разобьете и выбросите.

— Разве мужчины, которые меня окружают, заслуживают иной участи?

— Я не настолько самонадеян, чтобы полагать, будто могу значить для вас больше.

— А вдруг…

— Нет, Зиновия, наверняка нет, — продолжал Сергей. — И именно по той причине, что я восхищаюсь вами, что в общении с вами нахожу удовольствие, какое другая женщина вряд ли бы мне доставила, что вы невольно открыли мне тайные богатства своей души и добродетельность сердца, качества, которые я в вас люблю и уважаю, — именно поэтому мне не хотелось бы безоглядно влюбиться в вас. Любовники так легко превращаются во врагов, а я намерен и впредь оставаться вам другом.

Начинало смеркаться. И без того затемненная опущенными портьерами комната освещалась теперь лишь красным пламенем камина.

Зиновия поднялась со стула, прошлась по комнате и затем прилегла на оттоманку, где, подложив под голову руку, на некоторое время погрузилась в свои мысли. Облаченная в густой мех, она показалась сейчас Сергею похожей на дремлющую пантеру, чью мягкую шкуру так и тянет погладить, но приближаться к которой, как ты знаешь, опасно.

— Вздор! — в конце концов пробормотала она, и ее алые губы надулись в капризной улыбке — соблазнительной, точно запретный плод, и всеми любимой.

— Ах, я очень благоразумен, — произнес Сергей, — в противном случае я давно уже таскал бы ваше ярмо. Впрочем, что вы приобрели бы в моем лице? Новый триумф, еще одну марионетку?

— Кто вам сказал, что вы мне безразличны? — воскликнула Зиновия, быстро оборачиваясь к нему. — Вы мне очень даже не безразличны.

— Тем лучше. Мы нравимся друг другу, однако оба слишком умны, чтобы друг друга любить.

— Женщина, если, конечно, она не сумасшедшая, всегда позволит, чтобы ее любили, — возразила Зиновия.

— Стало быть, вы признаете, что не полюбили бы меня сами?

— Почем я знаю? Кто может быть уверен, что не совершит в жизни глупость?

Она снова рассмеялась.

— Такой человек, как вы, Зиновия. Вы никогда никого не любили и никогда не будете любить. Именно поэтому вы способны сделать мужчину своим верным товарищем. Потому я и не хочу домогаться вашей благосклонности, а хочу быть вам другом — добрым, искренним и надежным. Согласны?

— Ваше предложение, по меньшей мере, оригинально, — ответила она, выдержав некоторую паузу. — Такого рода отношения, должно быть, имеют свою привлекательность, и я считаю вас хорошим человеком с честным характером; но неужели вы всерьез верите, что я долго выдержу, чтобы вы, единственный свободный среди рабов, постоянно появлялись передо мной и при этом за мной не ухаживали?

— Разве возможно, Зиновия, находиться близ вас и не преклоняться пред вами!

— Следовательно, галантный друг?

— Несомненно.

— Готовый к любым услугам?

— Послушный каждому вашему приказанию.

Она улыбалась все шире и шире.

— Недурно, такую чудесную лампу Аладдина, облеченную в плоть и кровь, я, собственно, всегда мечтала иметь при себе.

— Итак, решено?

С этими словами он протянул ей руку.

— Ах, могу ли я?

Она с почти невинной радостью посмотрела на него снизу, и одновременно ее красивая рука нерешительно выскользнула на свет из темноты меха.

— Я целиком предоставляю себя в ваше распоряжение.

— На каких условиях?

— При том условии, что вы позволите мне давать вам советы, предостерегать вас и иногда немного бранить, когда это необходимо.

Она утвердительно кивнула и медленно вложила в его ладонь свою руку. Сергей пылко поднес ее к губам — что-то уж слишком пылко для друга, — пододвинул поближе маленький стул и уселся напротив Зиновии.

— А теперь давайте поговорим о ваших делах.

— Что вы хотите о них узнать?

— Больше, чем вы полагаете.

Зиновия покачала головой.

— Мне известно, что вы живете довольно весело и гораздо шире своих возможностей.

— Но позвольте, вас это, собственно, никак не касается.

— Я, разумеется, спрашиваю как ваш друг.

— Ладно, в таком случае устройте мне головомойку и прочитайте мораль.

— Я собираюсь не мораль вам читать, а помочь.