Шрифт:
На станции Светлая Долина (кол. Лихтенталь, недалеко от Гальбштадта) остался целый поезд с обмундированием, предназначенным для Донского корпуса. Даже корпусной штаб не мог выклянчить для себя ни одной вещицы и теперь разделывался за интендантские привычки, перенося невероятный «дрожамент» [38] . Многие, чтобы согреться, соскакивали с подвод и бежали по дороге. Перчаток почти ни у кого не было.
А вот этим не холодно.
Кому?
Цыганам.
В стороне от дороги небольшой табор. Все по положению: изодранные шатры, котлы над костром с варевом, грязные меднолицые цыганки, с босыми, поджатыми под себя ногами, партии полуголых ребятишек.
38
Дрожь.
А вы эвакуироваться не хотите?
Ну, и Каиново племя!
Эге! Эта чертовка гадает.
Ворожею, гревшуюся у костра, окружает толпа. Цыганка понимает, что беглецам время дорого. Поэтому гадает быстро. Ее лучистые глаза молнией переносятся с ладони клиента на лицо.
В агнэ нэ сгаришь, в водэ нэ утонэшь… Давай дэньги…
Ишь, стервоза, чего насказала! На тебе.
Гадалка берет все: и «колокольчики» [39] , и «хамсу», и «лиловых негров» [40] , - такие странные названия носили на обывательском языке южно-русские деньги в 1000, 500 и 250 рублей.
39
На этом денежном знаке эпохи Деникина изображался царь- колокол.
40
Совершенно шуточное прозвище по цвету.
В Волконештах штаб едва расположился на отдых, как из Мелитополя было получено телеграфное распоряжение всем и всякому уходить как можно скорее в Крым. Случилось что-то чересчур серьезное. Я несколько начинал догадываться, судя по тому, что множество всяких обозов прибилось к Азовскому побережью и следовало вместе с нами. Опасность, видимо, двигалась с запада, со стороны злополучной красной болячки — Каховки.
Теперь уже бежало решительно все, что мы видели, что догоняли и что имело хоть какое-нибудь отношение к «Святой, Великой, Единой и Неделимой».
Большая деревня Ново-Григорьевка, верстах в 35 к северу от Геническа, в Северной Таврии, была последней, давшей нам приют на несколько часов, чтобы хоть чуточку обогреться.
Почему так спешим в Крым? Ведь сзади нас еще целая армия? — задавали многие во время этого «драпа» вопрос, находясь в полном недоумении.
В Ново-Григорьевке они получили определенный ответ.
Случилось то, что и следовало ожидать: в сердце «русской» армии через каховские мосты врезался сам Буденный и стремился отрезать ее от Крыма.
Наш единственный путь в Крым — по Арабатской стрелке. Надо спешить в Геническ, — пронеслось по учреждениям.
Медлить не приходилось. Часов в 8 вечера бесконечные ленты обозов, донских и добровольческих, потянулись из Ново-Григорьевки на юг.
А вдруг и Геническ уже занят? — мелькнуло в головах.
Ст-о-ой! — несется от подводы к подводе.
Генералы собираются на совет среди поля. Никто
толком не понимает обстановки и все сожалеют, что это громадный, но бессильный обоз, а не войско, с которым можно было бы ударить на врага.
С юга по дороге мчится телега.
Куда? Куда? Остановитесь.
Из кузова на землю вылезают пристав и стражник. Они в смертном ужасе. Даже говорить не могут.
Что? в чем дело?
Ге… ни… ческ и Ново-Але… е… ксеевка заняты красными! Мани-Факел-Ферес! Вся армия Врангеля отрезана от Крыма.
Когда это случилось?
Несколько часов тому назад. Однако с севера подошли наши бронепоезда. Из-за Сивашей наши тоже обстреливают Ново-Алексеевку.
Отчаяние родит мужество.
На юг! Другого исхода нет. Так постановили генералы.
Впереди обоза отправили авангард, человек сто разного сброда из запасных частей. На эту охрану никто не надеялся. Не надеялись вообще ни на что. Ломили в Крым по инерции.
Нас окутывает черная мгла. Изморозь пронизывает все члены тела. Двое суток беспардонного бегства уже дают себя знать. Перед лицом явная опасность. Но от холода, голода, от сознания роковой катастрофы тупеют чувства и родится деревянное безразличие ко всему.
Бешено понеслись обозы.
Куда?
Навстречу смерти.
Вот, в туманной мгле то и дело сверкает ее коса рвутся шрапнели. Выстрелов в сыром воздухе не слышно. Но эти зловещие поднебесные светляки ясно свидетельствуют, что там, куда мы катимся лавиной, происходит бой.
Ах, скорее бы всему конец. Хоть бы и смерть.
В дер. Ушкуи, в 4 верстах от Ново-Алексеевки и в 12 от Геническа, грандиозные, но жалкие обозы остановились. Время приближалось к трем. Здесь всюду царила зловещая тишина. Мороз сковал все, всех загнал греться, впрочем, кроме тех, кто стоял на дороге, как мы.