— Ты попал в точку, — на этот раз голос подал Джеми. — Чего только не приписывают тебе сплетники. Они даже не поскупились на такие тихие и милые занятия, как пиратство и работорговля.

— Господи! — вырвалось у Чада.

— Говорят, что ни один англичанин во всей Индии не подаст тебе руки.

Тут Чад чуть не лишился дара речи.

— Но это же полный абсурд! — сказал он наконец. — Как только могли пойти гулять такие мерзкие выдумки?

— Ты считаешь, старина, — начал довольно натянуто Фэйрберн, — что эти слухи начал распускать кто-то один — намеренно, чтобы тебя дискредитировать?

— Да, именно так, — глухо ответил Чад. Он покачал головой на их вопросительные восклицания. — Так, просто подозрение... Меня вдруг осенило. Одного только не могу понять, — продолжил он задумчиво, — зачем начинать распускать слухи, которые очень легко опровергнуть? Я имею в виду, что каждый, кто переписывается с другом или родственником из Индии, может вскоре обнаружить, что у меня там превосходная репутация, — я вынужден сказать так, как не должен был бы говорить.

— Да-а, — ответил Фэйрберн, — но на это уйдет время. Может, твой враг рассчитывает на молниеносное действие сплетен. В прошлый раз его — или ее — заботами ты потерял повышение в Министерстве финансов. Может, опять что-то в этом роде?

Чад, не мигая, смотрел на него.

— Да, — медленно проговорил он. — Целое наступление... Но на этот раз его цель — не лишить меня повышения, а нечто гораздо большее, как я полагаю. Теперь это...

Внезапно он встал.

— Джентльмены, я должен вас покинуть. Благодарю вас за вашу поддержку.

Какое-то мгновение он колебался.

— Когда я покидал Англию шесть лет назад, я думал, что мне чертовски не повезло на друзей. Однако я ошибался. И, конечно, одной благодарности просто недостаточно — но это все, что я могу вам предложить в данный момент.

— Ах ты плут! — смущенно пробормотал лорд Уайссенхэм.

— Но это ты уж слишком!.. — выпалил мистер Фэйрберн, краснея.

Усмехнувшись, Чад помахал рукой на прощание и поспешно покинул пивную.

ГЛАВА 8

Чад, погруженный в свои мысли, ехал в экипаже по оживленным в этот час улицам Сент-Джеймса и Мэйфэйра. Он был полностью поглощен потрясшим его открытием. Господи, как он мог быть таким тупым — таким непростительно слепым? Его мысли поплыли назад сквозь годы, к той минуте, когда он понял, что его жизнь была отравлена, сломана мерзкой, чудовищной ложью. Когда слухи впервые достигли его ушей, он был потрясен и просто не мог поверить. Позже к боли добавились гнев и чувство унижения. Даже когда его худшие опасения подтвердились и Лайза отвернулась от него, он проклял свою судьбу и не пытался бороться. Будучи сильным и умным, он все же был мало знаком с изобретательной человеческой подлостью и надеялся, что все разрешится само собой, хотя и понимал, какую власть могут иметь самые нелепые слухи. Вздорная ложь, щекотавшие нервы праздных бездельников грязные домыслы передавались из уст в уста, зловещий шепот опутывал его невидимыми нитями — пока, в один черный день, они не соткались в липкую паутину, прочную, как сеть. Он ведь видел, как точно так же попадались в нее и другие, как их жизнь была сломана одним-единственным омерзительным, безжалостным слухом, похожим на те, что изуродовали и его жизнь. Он всегда знал, что стал жертвой такой же подлости. Но никогда до сегодняшнего дня он не понимал механизма происходящего, обеспечивающего стопроцентный — успех такой бессовестной травле.

И Лайза тоже... Он закрыл глаза, и эта голая схема предстала перед его взором, как сложившиеся наконец воедино кусочки мозаики. Господи, каким же он был дураком! Конечно, он рассвирепел и был разочарован, что не получил повышения, но почему-то он верил, что для Лайзы это не будет иметь никакого значения. Для его Лайзы, чьи сапфировые глаза и безыскусная красота похитили его сердце, а ум и живость воображения и такая желанная для него любовь взяли в сладкий плен его душу.

Как долго она верила в него, страстно сопротивляясь осаждавшим их слухам! Но он с замиранием сердца и болью видел, как доверие ее пошатнулось, стало слабеть. Ее вера в него умерла, решил он, а значит, умерла и любовь. Иначе почему... как же она могла отвернуться от него тем страшным вечером?

Но только теперь он понял, что Лайза не просто слушала сплетни. Яд насильно вливали ей в уши, искусно, умно, зловеще-прицельно. Может, он был слишком резок, безжалостен с ней? Ведь она была такой наивной, а он покинул ее...

Теперь у Чада не осталось ни малейших сомнений, что его крах был тщательно спланирован, как не было сомнения в том, кто снабдил болтунов пищей для их жалких, праздных мозгов. И теперь, похоже, его враг готовится нанести новый удар.

Когда Чад подходил к двери своего дома, на губах его дрожала улыбка. Какое счастье, что теперь он не неопытный юноша, не умеющий противостоять своим недругам.

Весь оставшийся день Чад был задумчив, и позже, когда ему нужно было переодеться к обеду, Джему пришлось дважды окликнуть его, чтобы привлечь внимание хозяина.

К удивлению Чада, Джем Дженуари легко освоился в его доме. Молодой человек быстро подружился с Рави Чандом, и вскоре Чад уже не раз слышал, как оба они непринужденно болтали на смеси пиджин-инглиш и воровского жаргона.

Но самым приятным открытием было то, думал Чад, что заявление Джема о знакомстве с укладом жизни джентльмена не было праздным хвастовством. Ботинки его хозяина были вычищены просто до блеска, а шейные платки можно было назвать смело произведением искусства — они были тщательно выстираны, накрахмалены и выглажены и имели такой щегольской вид, что Чад их подчас просто не узнавал. Сюртуки и панталоны словно по волшебству были тоже всегда свежевыглажены, и даже самый придирчивый модник не нашел бы, к чему придраться.

Чад взял из рук Джема свой любимый жилет, который тот предложил ему.

— Спасибо, Джем, но сегодня вечеринка будет поскромнее. Не думаю, что она требует расшитого атласа. Что-нибудь попроще, я так полагаю.

Джем покачал головой:

— Может, вам надо сегодня быть построже, хозяин? Пусть они рты поразевают. Знай наших!

Чад удивленно обернулся к Джему:

— О чем это ты? Ты думаешь, я должен... м-м... упрочить свой статус?

— Нет, — ответил тот, — но... — Его новоиспеченный слуга замолк, застыв на месте.