Одного взгляда было достаточно, чтобы определить: «мудрец», пользовавший герцогиню, испортил все, что только смог. Но он не был крепостным, а потому успел сбежать невредимым. Боги врачевания оказались милостивы к Локрусту: герцогиня не только разродилась здоровой девочкой, но продолжала делать то же самое еще несколько лет подряд, и за это время маленький, навсегда запуганный ученый-волшебник занял свое прочное место среди домочадцев д’Орбуа. Он умел лечить зубную боль и успокаивать лошадей, а потом оказалось, что он замечательно рассказывает сказки. Потому к нему и ходили кто с чем, не догадываясь, что вместо чудодейственного приворотного зелья он дает горничной средство от прыщей, а ратник перед схваткой донюхивается сушеным мухомором до берсеркерского безумия. Однако же избавляясь, благодаря чувству юмора, от трансцендентных проблем с помощью тривиальных средств, он вовсе не отвергал наличие этих самых проблем. Он верил в существование Непознанного, и весьма сомневался в его Непознаваемости, полагая, что любая магия — это наука, для которой попросту еще не пришло время. А житейского ума в нем не было и на грош.

Осторожный стук в двери как всегда заставил его съежиться и втянуть голову в плечи, на которых болталась заплатанная коричневая, похожая на рясу стола.

— Ты здесь? — окликнула его из-за двери Агнес.

— Да-да, — торопливо отозвался он. — Пожалуйста, заходите, мадемуазель. Я вам рад.

«Маленькая мадемуазель» была единственным на свете человеком, кого он не боялся. И он действительно, с самого ее детства, бывал ей искренне рад.

Она, потянув снаружи за веревочку, приподняла запиравшую двери щеколду — как-никак в своей каморке Локруст хранил и яды — и, осторожно ступая меж хрупкими бьющимися предметами, спустилась вниз по трем ведущим от двери ступеням. За ее спиною как будто нерешительно маячил высокий силуэт в черном. Локруст непроизвольно напрягся.

— Это Марк, — сказала Агнес. — Я говорила тебе о нем.

— А, да-да, заходите… — забормотал Локруст, суетливо соскочил и заковылял к двери, намереваясь встретить эту новую вторгающуюся к нему опасность как можно дальше от своих бесценных реторт. Остановившись перед самым гостем, он наконец поднял на него глаза и услышал:

— Что они с вами сделали?

Агнес молча наблюдала за обоими и была удовлетворена. Наконец-то Марк произвел на кого-то впечатление той же силы, что на нее саму. Ей польстило, что этим кем-то оказался Локруст, его мнение она втайне считала непререкаемым, хотя скорее всего никто из сильных мира не придал бы его словам никакого веса. Да он бы и не настаивал. Локруст с самого детства ненавязчиво учил ее понимать сущность людей с двух фраз. Правда, он не научил ее извлекать выгоду из этого знания, но, будучи дочерью д’Орбуа, она имела этот шанс по чисто наследственной предрасположенности.

Ей нравилось, когда Локруст под вдохновением момента выступал из своей всегдашней, как она ее высокомерно именовала, трусоватости. Локруст смотрел на Марка, как завороженная птичка, вытянув худую шею, совершенно и остро беззащитный, и в то же время он, кажется, напрочь позабыл об этой своей беззащитности. Он словно и не слышал того, что у Марка вырвалось.

— Потрясающе, — прошептал он. — Где вы нашли?.. Нет, я никогда в жизни не видел ничего…

— Локруст, — сказала она, — я хотела бы, чтобы ты посмотрел Марка и сказал, есть ли хоть маленькая вероятность вернуть ему память.

Он очнулся.

— Прошу вас, проходите… сэр.

Марк с самым серьезным видом наклонил голову: ниже он не поклонился бы и герцогу.

— Благодарю вас… сэр.

Ее учитель и доктор оглянулся на нее умоляюще.

— Вернуть память? Не знаю, право, я раньше никогда… Могу ли я, мадемуазель, рассчитывать иметь… молодого человека в своем распоряжении хотя бы час в день?

Агнес подумала.

— С Власером, вероятно, проблем не будет, — сказала она. — Марк?

— Ах да, конечно… — сконфуженно пробормотал Локруст. — Разумеется, мне следовало бы поинтересоваться… Бывает так, что потеря не стоит возврата. Но мне было бы так интересно попробовать.

— Я бы не возражал, — отозвался Марк. — Мне безусловно очень приятно, что вы принимаете близко к сердцу мою… — Агнес подумала, что он скажет «беду», но он употребил слово «загадка». — В конце концов мне тоже хочется знать, откуда я такой взялся. Может, пока я здесь, я кому-то нужен.

Не приведи Господь, с внезапной болью в сердце подумала Агнес.

Прошло несколько дней, прежде чем сгоравшая от нетерпения Агнес собрала вместе всю свою следственную бригаду. Стояли ранние холода, а потому она выбрала для совместного заседания тесную каморку без окон, с тем только достоинством, что ее можно было вдоволь натопить. Из мебели здесь стоял единственный низенький столик, который возглавила Агнес. По правую руку от нее на высоком табурете угнездился Локруст, по левую ворочался Власер, тщетно пытаясь просунуть под столешницу массивные колени. Он создавал много шума и вообще, едва войдя, заполнил собою всю невеликую комнатушку. Маленький трепещущий чернокнижник вздрагивал от малейшего шороха, однако ему явно легче было терпеть этого варвара в непосредственной близости от себя на чужой, полной опасностей территории, нежели допустить его в свою святая святых, где хранилось так много драгоценных для него хрупких вещей. Он слишком хорошо помнил, как хрустели под сапогами церковной стражи осколки утвари, бывшей частичкой его прежней жизни, а Власер, с какой стороны ни взгляни, был точь-в-точь такой же.

Его недоброжелательность была полностью взаимной. Власер в полной мере обладал комплексом начальника средней руки: глупцы раздражали его, а умные доводили до исступления. На тщедушное существо напротив он поглядывал с опаской, подозревая его в сговоре с могучими силами. Лишь присутствие барышни удержало его от плевка на пол: страшно подумать, что этот кролик в обличье человека мог обладать какой-то формой могущества. Освященное тысячелетней практикой право силы подразумевало физическую силу таких, как Власер, а все остальное было не по правилам.