– Сейчас ты у меня огребёшь по полной! – зверским голосом закричала она и перехватила металлический кейс с лопатками и плунжерами.

Стальная оснастка, сокрушаясь, что она не кастет, ринулась в угол чемоданчика, и через мгновенье порочный малыш упал, а из недавно созданной на подбородке ямочки плавными толчками потекла кровь.

В микроавтобус они ворвались помятые и растрёпанные. Ивентер припадала на сапог, от которого отломилась шпилька, за пекарем волочился зацепившийся пряжкой пояс пальто. Водитель пристрельно закрыл автоматическую дверь и рванул, не прогревая двигатель. Лета и ивентер повалились на сиденья, пекарь, пристегнутая поясом к дверям, упала на пол, на колени, и все принялись хохотать. Дом за каменным забором исчез в темноте, как потухший адский костер.

Водитель, не оборачиваясь от руля, протянул бутылку унесённой со стола водки. Ивентер и пекарь, в задохе приложившись к горлышку, сунули спиртное Лете. Она подержала тёплую бутыль в руке, застонала и с отвращением сделала пару глотков, залив куртку. Водка опустилась в желудок, быстро просочилась в живот и ноги, и Лета блаженно улеглась на сиденье, глядя как в окне колышется зарево растекающейся карамели.

– Много не пьём, – скомандовала ивентер, встряхивая бутылку и закатываясь хохотом. – Армянская свадьба на носу!

– Сикварули, сикварули-и! – с пьяной страстью затянула пекарь.

– За тебя калым отдам, душу дьяволу продам! – отбивая по рулю, как по барабану, вопил водитель.

– Армянская – это что! – вскинулась ивентер. – Армяне, грузины, осетины – христиане, можно сказать, наши братья-крестоносцы. Узбекская свадьба у меня была – вот где жёсткое порно. Ресторан замаскировали под мечеть. Молодые прикатили на белом «Хаммере», из окна зелёный флаг торчит. Пришел старик-хоттабыч в халате, мулла их, что ли, я не разбираюсь, и начал: «Муж не должен бить жену шестью ударами». Невеста в платке, всю свадьбу голодная просидела – ей есть нельзя. А мамаша жениха под мышкой всё время какую-то лепешку держала.

– Это же традиции, – еле шевеля языком, заступилась Лета.

– В задницу традиции! Кому они сейчас нужны? А потом гости дорогие в микрофон рассказали, что мамаша жениха, когда решила сына женить, искала не невесту, а подходящих родителей, у которых есть дочь.

– Зато у их женщин по девять детей, а у наших – по девять абортов, – сообщила пекарь, но потрясла головой, не желая рожать в таких количествах.

– Если их традиции такие хорошие, чего они к нам лезут? – закричала ивентер. – Вот и сидите в своем арыке, чего в Россию ползёте, как саранча? Девять немытых чурок, а не девять детей!

– Лучше девять деверей, чем одна золовушка, – затянул водитель.

– У моего масяни в группе нянечка-таджичка, никто же в садик не идет из-за зарплаты, а этим как-то надо внедриться. Она по-русски еле говорит.

– Выучит! – пьяно заверила Лета. – Ей просто нужно чаще ходить в музеи! Нужно поехать в Италию и ходить, ходить по музеям!

– Варвары вливают в стареющую цивилизацию свежую кровь, – вспомнила пекарь, учившаяся в Университете туризма и сервиса.

– Я сейчас этому варвару у метро его свежую кровь пущу! Летка, дай нож!

– Убивать надо богатых, а не бедных, – угарно выкрикнула Лета. – Все зло в мире – от денег!

– Не от самих денег, а от кредитов, – поправил водитель.

– Я раньше терпеть не могла азеров, бесило, что на всех рынках они. А теперь черно от таджиков, и азербайджанцы-то стали, как родные. Хоть по-русски говорят. А хачики так вообще братья! Всё ж таки христиане, а не эти, у которых по четыре жены в платках.

– Все познаётся в сравнении, – рассудительно сказал водитель.

– Ненавижу гастеров немытых! Баб своих попривозили, детей плодят. Сейчас они по подвалам сидят, но скоро увидите, что будет – начнут права качать и наши машины жечь, как чёрные в Европе. Ненавижу!

– Ненависть – это хорошо, – сказал водитель. – Русский человек разучился ненавидеть, вот и изничтожают нас всякие китаёзы на нашей же земле. Без ненависти никак. Человеку надо мало, друг один и враг – один. Это не я сказал, а поэт, как его, по телевизору недавно показывали.

– Я тоже ненавижу! – заявила Лета.

– Ты кого ненавидишь? – заинтересовалась пекарь.

– Свадьбы! Торт с розами, букет на лимузине, совет да любовь – ненавижу!

– А так хочется любить! – вздохнула пекарь.

Любить. Кого и что? Лета хотела бы любить мир, но он был дерьмовый.

Однажды любовь, робкая ветка с белыми цветами, стучала в сердце Леты, как набухшее дерево стучит в ночное окно, но Лета с детства боялась стука.

При мысли о личной жизни дочери папино сознание раздваивалось. Дым валил из ноздрей от картины, которую он сам же и рисовал – рано или поздно его девочка полюбит вонючего скунса в спущенных штанах, и будет ложиться с ним в постель. И одновременно папа переживал, что скунса всё еще нет. И это в наше-то время, когда сексом занимаются в тринадцать лет. Да что тринадцать! Тут в одной московской семье квартирант-таджик совратил десятилетнюю девочку! Тоже с бабушкой жила, вроде как под присмотром, а потом в одиннадцать родила. Нет, его Летка, конечно, не станет спать с грязной тупой приезжей скотиной. Хотя, назло им, взрослым, в знак протеста, так сказать…