— Менты, мин херц, почили в бозе. Копы народились, — уклончиво ответил сыщик.

В этот момент в аудиторию стремглав вошел Стрижов и, увидев Загорайло, замер, будто Влад представлял собой готовую к броску кобру.

— Позвольте пожелать вам, друзья, и гранит наук с честью разгрызть, и зубы сохранить, — бойко напутствовал студентов Загорайло.

— Вы позволите приступить мне к своим обязанностям? — негодующе оскалился преподаватель, обнаруживая признаки вновь зарождающегося диатеза.

— Да-да, прошу. — Влад изобразил почтительный жест рукой, в которую так и напрашивалась шляпа с пером.

Когда за сыщиком захлопнулась дверь, Олег в оцепенении опустился на преподавательский стул и начал доставать ненужные бумаги и ручки. Студенты в гробовом молчании с интересом наблюдали за историком.

«Зубы, он сказал зубы. Выяснял, где я был двадцать пятого. В учебной части ему могли сказать или скажут о Марине, и он, конечно…»

— Так! — пронзительно обратился к студентам Стрижов. — Устроим блиц-опрос по пройденному материалу. Особо отличившиеся могут рассчитывать на четверки, менее активные — на удовлетворительный балл. С молчунами разбираться придется, увы, уже вне этой аудитории. Разрешаю десять минут полистать лекции. — И Стрижов выбежал из аудитории с телефоном в руке. Удостоверившись, что в коридоре противный опер не отирается, Олег набрал номер Марины, которая ответила сразу же.

— Послушай, тут складывается какая-то идиотская ситуация…

— Ты разве не на пересдаче? — звонко перебила Марина.

— Помолчи! — зашикал в трубку Олег. — Молчи и слушай! Если тебе позвонит сыщик с умопомрачительной хохляцкой фамилией, скажи, что двадцать пятого днем я был у тебя!

Стрижов метался между двумя массивными колоннами с коринфскими капителями в буйный завиток. Атрибуты античной архитектуры обрамляли входы на этажи: институт располагался в старинном особняке неоклассического стиля.

Архипова помолчала и с опаской спросила:

— А ты разве не лечил зуб? Вспомни, ты был у зубного.

— Помол!.. — заорал Олег, но тут же одернул себя, церемонно поклонившись проплывающей мимо профессорше-лингвистке. Потом зашипел:

— Я не пошел к врачу! Я боюсь всей этой дряни с бормашинами до обморока. А зуб перестал ныть.

Я просто спокойно посидел в кафе, выпил капучино и отправился домой спать. Отоспаться я имею право?!

— Конечно, Олежка. Что ты так нервничаешь? Просто ты мне сказал, что залечил зуб и на следующий день мы не виделись, так как у тебя еще ныла десна.

— Да вот потому она и ныла, что не лечил я ни хрена, понимаешь?! Но этому настырному менту нужно сказать, что я был с тобой! Ты слышишь? Хоть раз ты можешь помочь мне по-настоящему?

— Конечно, Олеж, конечно…

— Перезвоню после этих тупиц с пересдачей.

Стрижов бросился к аудитории, а из-за объемной колонны вышел… сияющий оперуполномоченный Загорайло, который очень кстати вздумал обозреть представленную на стенах фотогалерею почетных преподавателей вуза. Боковым зрением зафиксировав распахивающуюся дверь в аудиторию, Загорайло метнулся за один из мраморных столбов. Оказывается, метнулся-то не зря… Совсем не зря!

Во-первых, теперь не нужно тратить время на Санчо Пансу тире Архипову. Во-вторых, можно оставить в покое воров и телевизионщиков и побеседовать попристрастнее со Сверчковым. После чего, соединив его показания с переводом дневника, за который Шатовой бюст при жизни поставить можно со скромной надписью: «Лучшей сыщице современности», отдать Стрижова в теплые рученьки Епифанова. И слупить, наконец, заслуженный гонорар с заказчика!

Владислав уселся в продрогшую машину и включил печку на полную мощь. Поерзав, добавил и подогрев сидений: весна весной, но мартовские вечера от зимних не отличишь. Абонент «Сверчков Анатолий Сергеевич» идеей скорой встречи с сыщиком не воспламенился, хотя чувствовал себя вполне сносно и даже умудрился сбежать из больницы.

— Да нет, Владислав. Сегодня сестру провожаю, завтра Алену Олег привезет, — мямлил вдовец.

— Завтра Стрижов будет у вас? — насторожился опер. — Мне это представляется несвоевременным.

— Ну что вы такое говорите. Вы считаете Олега виновным в смерти Вики? Скажите честно.

— Я подозреваю его. Более других. Правда, экспертиза по банке с чаем не готова. Кстати, кто в вашей семье болел раком? Или в семье Стрижова?

— Ну, Викин отец умер от рака. В этом, переделкинском доме.

— Давно он умер?

— Лет шесть. Да, шесть лет назад, осенью.

— А не вспомните, не принимал ли он противоопухолевые препараты на основе аконита?

— Да что вы, конечно, я не помню. Этим занимались Вика и сиделка. Я лишь продукты таскал и, как всегда, по хозяйству, — вздохнул Сверчков, а Влад вспомнил слова Стрижова о «супчиках и авоськах».

Менее чем через час оперуполномоченный Загорайло получил сообщение от экономящего на телефонных разговорах эксперта-криминалиста Мухина: «Чайная крошка содержит незначительные следы алкалоида аконитина. Тимохе привет». Расчувствовавшийся коллега ответствовал немедленно: «Выражению моей благодарности нет предела! Тимоха кланяется».