Шрифт:
— Инструмент, которым убили доктора Колхауна, — сказала Зиглер. — Он ваш?
— Очень похоже, разумеется, что его убили тосокским мономолекулярным резаком, да. Он может быть мой или чей-то ещё; это предмет обихода, и на корабле их имеется несколько десятков. Но даже если он окажется моим — это не такой предмет, который держат запертым в сейфе.
Дэйл позволил себе лёгкую улыбку. Хаск оказался великолепным свидетелем — весёлым, дружелюбным, рациональным. Было очевидно, что присяжные начинали ему симпатизировать.
Линда Зиглер, должно быть, думала о том же самом. Дэйл почти чувствовал, как в её мозгу переключаются передачи. Её манера стала боле агрессивной, а голос сделался резким.
— Мистер Хаск, правда ли, что вы преждевременно вышли из гибернации для того, чтобы устранить последствия аварийной ситуации на борту?
— Да.
— Вы пробудились, потому что таковы обязанности члена экипажа, обозначаемого как «первый»?
— Да.
— А Селтар? Какова была её должность?
— Она была «второй» — при возникновении ситуации, с которой я не мог справиться один, пробуждалась и она. Я был менее ценен, чем она, но она была менее ценна, чем все остальные.
— И вы двое пробудились, чтобы принять меры по поводу постигшей ваш корабль катастрофы?
— Да.
— Одновременно?
— Одновременно. Корабельный компьютер решил, что потребуемся мы оба, и начал нагревать гибернационные платформы и одеяла, чтобы пробудить нас.
— Но Селтар погибла во время ремонтных работ?
— Да.
— Как?
— Она работала в инженерном отсеке. Герметичную переборку выбило давлением и бросило на неё. Удар убил её мгновенно.
— Её тело было сильно повреждено?
— Нет. Удар пришёлся ей в голову.
— И что вы сделали с телом?
— Согласно стандартной корабельной процедуре я произвёл вскрытие и изъятие органов на случай, если возникнет нужда в трансплантации.
— Вы не чувствовали возбуждения, когда делали это?
— Нет.
— Вы не получали удовольствия от разрезания плоти?
— Нет.
— Вы не чувствовали желания совершить это снова?
— Нет.
— Прибыв на Землю, вы интересовались человеческой анатомией?
— Нет. Подобный интерес был бы неприличен.
— Да ладно, Хаск! Вы ведь исследователь, вы попали в чужой — для вас — мир. Разве вам не интересны формы жизни, его населяющие?
— Ну, если так это сформулировать…
— То есть, вы солгали только что, ответив отрицательно?
— Я оговорился.
— Сколько раз вы оговаривались до этого?
— Возражение! — сказал Дэйл. — Риторика.
— Принимается, — сказала Прингл.
— То есть вы признаёте, что в прошлом вскрывали тело, и что вам была любопытна людская анатомия — несмотря на то, что интерес к ней был неприличен по стандартам вашего общества.
— Вы преувеличиваете мой интерес.
— Двадцать второго декабря вы встречались с доктором Колхауном, в то время как почти все остальные отсутствовали. Ваша тяга к созерцанию человеческих внутренностей ударила вам в голову?
— Нет.
— Вы вытащили свой режущий инструмент и отрезали ему ногу?
— Нет.
— И вы вспороли ему живот и вырезали его органы — точно так же, как в прошлом вырезали органы Селтар?
— Нет. Нет. Ничего из того, что вы сказали, не было.
— Вы монстр, не так ли, мистер Хаск? Убийца и, даже по стандартам вашего собственного народа, извращенец.
— Возражение! — сказал Дэйл.
— Это неправда, — сказал Хаск. Щупальца у него на голове беспорядочно метались.
— Единственная правда, от которой никуда не деться, — сказала Зиглер, — это то, что Клетус Колхаун мёртв.
Хаск несколько секунд молчал. Его щупальца постепенно успокаивались.
— Да, — согласился он, наконец. — От этого никуда не деться.
*24*
Возбуждение прессы немного — но только немного — улеглось на следующий день, когда продолжился опрос свидетелей защиты.
— Защита вызывает тосока по имени Рендо, — сказал Дэйл Райс.
Рендо прошагал к свидетельской скамье и был приведён к присяге.
Дэйл поднялся.
— Мистер Рендо, как называлась ваша должность на борту тосокского звездолёта?
— Шестой.
— И в чём конкретно состояли ваши обязанности?
— Я главный инженер.
— До того, как вы отправились в полёт к Земле, где вы жили?
— В городе Десталб‹хлоп› на планете, которую мой народ зовёт домом.
— И эта планета — где она расположена?