— Да? — опять испытующе оглядывал меня Святослав. — Тогда, может, с сегодняшнего дня и начнем овладевать средствами сопротивления?

— Начнем, — ни на секунду не задумываясь отвечал я.

Так и закончился непродолжительный пролог, предваривший мой путь упорных упражнений в осваивании новых для себя трудов.

Возле обширного ярко-голубого бассейна на огромном топчане обтянутом белой лайкой покоится необъятное тело Розы Цинципердт. Кое-где в складках жира просматриваются лоскуты лиловой ткани — это детали купального костюма. Роза лежит навзничь, лицо покрывает широкополая шелковая панама цвета моркови. Панама шевелится, очевидно потому, что челюсти Розы привычно пережевывают какую-нибудь пишу. И действительно, с правой стороны от нее к топчану примостился маленький столик с разного рода закусками. Жарко, — все гигантское синюшное тело Розы вспотело. Невдалеке под оцепеневшей сенью готовящейся расцвести акации тоскуют двое охранников в белых рубашках, затянутых у горла черными галстуками.

По бортику бассейна с большим сачком в руках прохаживается Максим. Время от времени этот его сачок разлаживает идиллическую недвижность глади бассейна, — Максим собирает упавшие в воду листья.

— Не понимаю, Роза, — перешибает едва слышное пение крыльев зеленых стрекоз, проносящихся над бассейном, голос Максима, — у нас… у тебя здесь штат прислуги под две сотни человек, почему я должен бегать вокруг бассейна с сачком, вытаскивать эти хреновы листья…

— Какие листья? — доносится из-под морковной панамы невнятный голос жующей Розы.

— Ну, дурацкие… В пятидесяти метрах отсюда какой-нибудь садовник наверняка подстригает цветочки… Он запросто мог бы…

— Садовники у меня, — продолжает жевать Роза, — специалисты высокой квалификации, они выполняют сложную работу. А ты все равно бегаешь тут… в узких красных плавках. И потом, ты же знаешь, мне приятно, когда ты проявляешь заботу обо мне. Лично. Или тебе это неприятно?

От слов этих лицо Максима перекашивает, он не пытается этого скрыть, поскольку физия его мучительницы закрыто панамой.

— Почему же неприятно… Просто…

— Скоро все в твоей жизни станет еще проще, — продолжает Роза.

Сачок едва не выпадает из рук Максима. Лицо его, охваченное растерянностью, ужасно. Но ему удается совладать с собой.

— Жарко сегодня, правда? — произносит он почти индифферентно.

Ответа не следует. Слышится сигнал рации одного из охранников, через несколько секунд тот вскакивает, одним порывом сметая недавнюю расслабленность.

— Роза Бенционовна, Роза Бенционовна, — молнией подлетел к хозяйке взбодрившийся страж, — у западной дороги, у самого забора остановилась машина с людьми Фейги Вакс. Похоже они там что-то снимают… в смысле, на камеру.

Роза смахивает с лица панаму и пытается подняться. Это у нее никак не выходит, но телохранитель спешно протягивает руку, и Розе наконец-то удается утвердиться в сидячем положении.

— Что ты стоишь возле меня?! — кричит она визгливым голосом на своего холуя. — Бегите, вместе бегите! Вызовите моего Дзержинского. И чтобы все были допрошены. Я потом подойду.

— А вы? А как же вы?..

— Что я?! — мечет молнии гигантская Роза, уже трясясь всем своим рассыпчатым телом. — Быстро!!!

Тотчас черные штаны, белые рубашки замелькали среди пестрых, залитых солнцем, клумб и исчезли в каскадах яркой листвы.

Несколько растерянный оживившимся темпераментом своей госпожи Максим какое-то время стоит замерев на краю бассейна, опираясь на рукоять сачка, — уподобясь бронзовому «Диадоху».

— Сволочь! Вот же сволочь… — бормочет себе под нос Роза; впрочем, ажитация ее остывает, и вот уже толстуха заталкивает себе в рот очередной кусок пищи.

Несмело, боком Максим приближается к топчану, все не выпуская из рук сачка.

— Садись, — разрешает Роза.

Максим садится рядом с ней.

— Ты так разволновалась, — говорит он, насколько то ему удается ласково.

— Да, надо же эта сволочь… — начинает было Роза, но пища во рту мешает ей закончить фразу.

— Тебе нужно расслабиться, — так же уветливо продолжает Максим, — в бассейне, вон, поплескаться.