Шрифт:
Взять, к примеру, сегодняшнее собрание. Можно, конечно, называть комнату на втором этаже неприметного домика на окраине столицы залом. Можно называть оратором худосочного юнца из местных мещанчиков – бледное, с синяками вокруг лихорадочно блестящих глаз, сутулое существо, чьи белесые, встопорщенные волосы так напоминали паклю. Можно назвать толпой три десятка запуганных купчиков и ремесленников вперемешку со студентами первого уровня обучения. [37] Можно называть кучку трусов заговорщиками и вольнодумцами, а пустую болтовню – борьбой за правое дело.
37
Подготовительный факультет (семь свободных искусств) состоял из двух уровней подготовки. На первом уровне изучали грамматику, риторику и логику. На втором – музыку, арифметику, геометрию (с основами географии) и астрономию (астрологию).
– …и мы будем бороться, братья, за лучшее будущее для наших детей и внуков, за подлинную свободу. Аксамала – город ученых и художников, поэтов и искусных мастеровых. Сюда стремятся лучшие умы не только со всей Сасандры, но и изо всех уголков мира…
«Ну-ну… – с трудом подавил зевок Гуран. – Похвали-похвали свою Аксамалу. Прямо город счастья какой-то… Вот в этом вы, аксамалианцы, всегда будете едины – и шишка-чиновник, и последний нищий из порта. Аксамала – лучший город мира, и жить в нем – честь, которую оспаривает всякий разумный человек. Что-то в этом есть, конечно… Но известие, что далеко не каждый стремится попасть в человеческий муравейник, волею судьбы ставший столицей империи, вас убьет наповал. Надежнее отравленного клинка».
– …наша задача, дорогие мои аксамалианцы, быть и дальше на острие изменений, преобразований и свершений, чей решительный шаг я уже слышу! Грядет к нам светлое будущее! И в нем не будет места жестокости и несправедливости. Только сострадание, взаимопомощь и любовь…
«Ага! До тех пор пока налоги со всей Сасандры исправно поступают в казну города, тут будет править благолепие и радость. А добрые аксамалианцы будут иметь возможность переживать о судьбах родного народа, не задумываясь о куске хлеба насущного. А ты, родное сердце, – трепаться до потери сознания».
– …мы должны все силы посвятить борьбе с гнусной тиранией! Власть должна принадлежать выборным советам из наиболее достойных граждан Аксамалы. Любой человек, если он достаточно мудр и справедлив, сможет править государством.
– Что, и кухарка тоже? – насмешливо произнес сидящий справа во втором ряду ремесленник: кузнец или стеклодув, судя по припаленной горновым пламенем бороде.
– Если ты отдашь за нее свой голос! – не растерялся юнец. Регельм, вот как его зовут, вспомнил наконец-то Гуран.
– Думаю, все же не стоит допускать к управлению кухарок и грузчиков, – рассудительно проговорил пожилой лавочник – из отставных военных, по всей видимости. – Так начнем и нищим подчиняться. А они ужо науправляют…
– Нет! Нищим не доверим! – поддержал его булочник.
– И мальчишкам безусым я бы тоже не доверял… – продолжал отставник.
– Ну да! – возмутился Регельм. – А потом и женщин лишим всех прав!
– Каких таких прав? – трескучим голосом выкрикнул купец в добротном кафтане из итунийского сукна. – Волос долгий, ум короткий! Ты про бабские права и речи не веди!
– Тише, братья! – поднял ладонь грузный мужчина. Насколько Гуран знал, определенных занятий у него не было, кормился Тельбрайн (как звали предводителя общины вольнолюбцев южной окраины Аксамалы) доброхотными даяниями товарищей по идее и большую часть времени посвящал ковырянию в зубах и рассуждениям о необходимости уничтожения тирании и установлению общества всеобщего равенства и благосостояния. – Придет час, и мы сообща решим, кому давать право управлять, а кому давать право избирать правителей. А пройдет еще несколько лет, и любая власть станет ненужной. Ведь это сейчас людей надо понуждать служить злу, служить угнетателям, а если мы станем свободны, воспарим разумом над грешной землей и устремимся мечтаниями ввысь, то и отпадет необходимость в стражниках, сыске, тайном сыске, войске наконец… Подумайте, какое чудесное будущее ждет нас!
«Во имя Триединого! – возвел глаза к потолку вельсгундец. – Как же ты надоел… Опять понесло. Сколько можно забивать людям голову сущей ерундой?»
Гуран решительно поднялся.
– А скажи-ка, брат Тельбрайн, – громко произнес он, сразу привлекая внимание собравшихся. – Скажи мне, положа руку на сердце, как ты думаешь противостоять врагам государства без армии?
– Каким врагам? – выпучил глаза предводитель общины. – Откуда возьмутся враги?
– Откуда? Да король Айшасы спит и видит Сасандру своей провинцией!
Часть вольнодумцев одобрительно зашумела – все больше ремесленники и купцы, но другие высокомерно скривились. Среди недовольных преобладали студенты и молоденькие франты, прожигающие по борделям и тавернам отцовские солиды.
– Айшаса – самая миролюбивая страна в мире! – с непоколебимой уверенностью сказал Тельбрайн. – Мне странно слушать твои речи, брат Гуран. Ведь ты – человек, приобщившийся к учению великого мэтра Дольбрайна!
– Мэтр Дольбрайн, который, кстати, и по сей день томится в тюрьме, не учил поклоняться Айшасе.