Партизаны выдернули из рядов пятерых унтеров, поставили перед строем, ударили из винтовок:

— Знайте, в кровь вашу душу, как над народом галиться!

Улизнули в эту ночь от расплаты только Гришка Самарин вместе с шурином своим Колькой. К полудню они подвели к Родникам около двух батальонов карателей. Тереха решил бой не принимать, партизаны оставили село. Снова запосвистывали шомпола, заголосили бабы:

— И куды ж вы у меня последнюю-то телушку забираете!

В эти дни и надломилась Гришкина карьера. Пригнал на тройке из уездного города колчаковский ставленник Алексеев. Велел выстроить солдат, оглядел их, проверил оружие, экипировку, прошел в волость. Гришка юлил перед ним, распекал большевиков и Красную Армию, хвалил эсеровское правительство. Но начальник рассвирепел по непонятной Гришке причине, вытолкал его в шею из волости. По приказу того же начальника власть в Родниках передали лавочнику Лаврентию. Когда шумливый ревизор умчался дальше, Гришка пришел к Николаю.

— Что же это такое выходит, власть-то опять не наша?

— Кто это тебе сказал?

— А выперли меня со старшин?

— Да ты разве не в курсе дела? — глухо объяснил Колька. — Колчак теперь верховный правитель. Нам надо тайком работать.

— От кого таиться-то? Ох, что-то я сумлеваюсь!

— Ты мне брось, «сумлеваюсь»… Подписку давал… Отцово богатство почти все у тебя… Смотри, лапоть… угодишь к стенке со своими сомнениями…

— Лапоть не лапоть, а не ясно мне!

После этого разговора только тягости прибавилось на душе у Гришки.

И дома его ждала беда хуже некуда: в передней горнице сидели два здоровенных взводных, пили водку, третий зауряд-прапорщик с пышными усами обнимал в маленькой спаленке, на пуховиках, догола раздетую пьяную Дуньку.

…Ночи холодные стояли над Родниками. Вот в окно угловой комнатушки, где жил Оторви Голова, кто-то тихонько заскребся. Изнутри слабый стук в ответ. Затем створка открылась и женский голос спросил:

— Ты, Поленька?

— Я, Александра Павловна.

— Залезай.

Девочка, легкая, как перышко, бесшумно вскарабкалась в окно.

— Ну, рассказывай, как погостили?

— До этого ли было, Александра Павловна.

Поленька, Санина ученица, худенькая, курчавая, с тонкими, как огуречные плети, ручонками, пришла из соседней волости, от дяди Егора, и принесла весть: «Колчака прут по всему фронту. Красные уже недалеко от Тобола».

— Дядя наказывал, — торопилась говорить девочка, — всех крестьян об этом оповестить. Всех-всех!

— Спасибо, Поленька! А посылочку принесла?

— Вот тут… — Девочка полезла за пазуху. — Бумаги и билеты отпускные… А еще передать он велел: видел нашего дядю Макара у красных. Живой, здоровый. Велел кланяться!

— Спасибо, девочка моя родная!

— Как тут Степа? — Поленька подошла к кровати.

— Спит. Весь день дом строил у прясла, намучился. К матери просится. А я молчу…

— Что еще в Родниках-то?

— А ты не увидела? Спалил Гришка ваш домик… И еще…

— Что?

— Иди ко мне, деточка моя дорогая…

— Говорите, Александра Павловна!

— Мамоньку твою родимую, Ефросинью Корниловну, вчера похоронили!

Поленька упала на руки Александры Павловны, забилась.

Уложив, убаюкав девочку, учительница вышла. Утром, перед обедней, в Родниках уже было известно о наступлении Красной Армии.

Отвезли Корниловну на погост после обеда. И вскоре (не до поминок) затребовал Гришку к себе поручик Сутягин.

— Долго еще мы будем терпеть выходки твоего Безрукого? — пошел напрямки Колька.

— А я-то как могу знать, Николай Сысоич? Не можете изловить его, а вину на меня сыплете. С больной головы на здоровую!

— Сдается мне, Григорий, что именно ты укрываешь Безрукого. Как ни говори, брат он тебе, кровный… Смотри, как бы я по начальству не доложил об этом.

Гришка испугался не на шутку, упал на колени:

— Клянусь господом богом! Николай Сысоич! За что такое недоверие? Господи, приди на помощь!

— Поможешь поймать — все простится. Не поможешь — пеняй на себя. За таких, как ты, мне свою голову подставлять не хочется!

Шел Гришка домой очумелым. Знал: Колька кому угодно нож в горло вобьет, хоть отцу родному, лишь бы его шкура целой осталась… А тут все ясно: брат партизанами командует. Брякнет карателям — и снимут шкуру, как с хорька на веревочке. Но как ты найдешь его, Терешку… Не такой он, чтобы на пустяке ловиться!

И тут Гришка, будто чего-то вспомнил, остановился. «А ведь он должон приехать к маминой могиле. Должон!»