— Это у нас апартаменты для гостей, — посмеивался он. — Я тут пленных немецких генералов перевоспитываю.

— И удается?

— Нет, Оксанушка, не удается. Безграмотный народ, темнота и волки!

Ловко открыл красиво оформленную бутылку вина.

— Выпей две капли.

— Такие вина вам Ставка посылает? — кивнула Оксана на бутылку.

— Есть и трофейные… Есть и свои вина, не хуже… А солдатам водку только свою даем… От мороза — спасение великое! Ну, ты давай выпей! Сейчас Тарасов приедет.

И тут Оксана неожиданно для себя увидела все враз: и нервно бьющийся на виске генерала сизый живчик, и вздрагивающие его щеки, и смертельно усталые глаза. Он, кажется, поймал этот ее немой вопрос, заговорил тихо, торжественно:

— Ты, пожалуйста, будь мужественной, Оксана… — Маленькая рюмочка дрогнула, вино плеснулось на ковер.

— Говори, Екимов. — Она зашаталась в нервном ознобе. — Рудольф? Да? Так?

— Ему… посмертно… звание Героя…

— Господи!

Оксана сумасшедше взглядывала в лица успевших приехать Макара и Тихона, давилась слезами, спрашивала злобно:

— Все почести и звания, какие вы ему наприсваиваете мертвому, они мне заменят его? Сына? И вам не стыдно?

— Успокойся, Оксана!

— Вы — люди, обладающие военной властью, вы обязаны избегать жертв… А вы кидаете под танки собственных детей! Где ваша совесть?!

— Что ты говоришь, Оксана Павловна? Опомнись! — Пролаза со стаканом воды в руке опустился на колени возле дивана.

— Не успокаивай меня, Тихон Петрович! Не смей успокаивать. Женя, мой первый муж, из-за него погиб, из-за Тарасова… И Рудик — тоже из-за него… есть же какие-то границы!

Много лет, как маленькая царапина, не заживала в ее душе эта сверлящая мысль… И прорвалась, несправедливая и слепая. Макар, наклонив голову, сдержанно молчал. Седые волосы упали на лицо. Крупные руки, налившись, безвольно лежали на коленях. «Вот ведь как. Война. А она? В штабной землянке на коврах слезы льет! Генералы стаканы с водой подносят… А как деревенские бабы-колхозницы? Или заводские от станка? Что делают они, получая похоронки? И кто воду в стаканах подносит этим бабам?»

Макар вздрогнул от резкого телефонного звонка. Екимов снял трубку:

— Слушаю, товарищ командующий. Будет сделано. Да, она приехала… Плохо. Сына потеряли. Передаю трубку, товарищ командующий!

Макар медленно подошел к аппарату, взял трубку, плотно прижал к уху.

— Макар Федорович, друг мой! — говорил командующий. — Понимаю и сочувствую… Тяжело терять сыновей. Пережил и я такое. Но прошу тебя, генерал, крепись. Во имя победы, генерал…

Батальону Степана Тарасова надлежало выделить шестнадцать гвардейцев для занятия рубежей на правом берегу Свири. Когда был объявлен приказ, батальон спешно построили. Комбат стоял перед строем, спокойно вглядывался в знакомые лица. Потом поставил задачу:

— На воду будут спущены деревянные плоты и лодки. На лодках — чучела солдат. Надо, чтобы противник поверил, что именно на этом участке мы готовимся нанести удар. Враг откроет по флотилии огонь. Но держаться надо крепко. Действовать быстро. С началом артподготовки все переправившиеся должны находиться в квадрате триста восьмом. Там — полная безопасность! Ясно?

— Ясно! — глухо ответили десантники.

— Предупреждаю, задание рискованное, кто желает добровольно — два шага вперед, арш!

Строй колыхнулся, дважды стукнул сапогами по высохшей, закаменевшей земле: добровольцами захотели быть все.

— Отставить! — рассердился Степан, не ожидавший такого оборота. — Демонстрировать ложную переправу будут гвардии старшина Кравцов, старшие сержанты Елютин, Немчинов, младший сержант Зашивин, сержанты Волков, Малышев, Тихонов, Юносов, Павлов…

Степан назвал всех шестнадцать, и строй зашумел:

— А я?

— А меня?

— Чем я хуже?

— Разговорчики! — Степан удивленно смотрел на своих взбунтовавшихся орлов. — Разойдись! Все на отдых!

Какой отдых? Провели эту ночь почти без сна. Костя Гаврилов тайком посасывал папироску, вздыхал, Четыре Перегона чистил автомат и незлобиво ворчал на дублера Мишу Ибрагимова.

— Весь запас горячей еды надо было разлить по термосам… и унести солдатам в траншеи, а не около кухни болтаться!