– Как так «нету»? – воскликнул Дирек. – Что ж ты загодя не предупредила?

– Дык вы ж господа благородные... Там... это... яйца есть... сала ломоть в погребе... Рази ж вы такое есть станете?

– Сало?! Так давай нам хозяйка яичницу. И сала не жалей. И луку, коли найдется.

Хозяйка вздохнула облегченно, помчалась в пристройку, где арданы обычно располагают кухни при харчевнях.

А мы потянулись за бабкой Кириллой наверх. Неужели сегодня мне предстоит выспаться на настоящей кровати?

Левч из Согелека смачно откусил от багряного в мелкую желтую крапинку яблока и, пережевывая, оперся локтем о колено правой ноги, залихватски переброшенной через переднюю луку. Рядом тряс головой, отгоняя надоедливых комаров, мышастый, неприметный коник Кегрека из Кобыльей Ляжки. Позади узколицый мужчина в сверкающем начищенной бронзой блях бригантине наигрывал на костяной свистульке веселый мотив. Его так и прозывали в отряде – Дудочник. А настоящего имени никто не спрашивал. Мало ли какие у человека причины скрываться?

Одетый в вороненый хауберк Тусан Рябой проворчал что-то недовольно и выехал из колонны по два.

– Яблочка хочешь? Вку-усное... – окликнул его Левч, запуская пятерню в седельную суму.

– Грызи сам. Я – не кролик! – Тусан огрел коня плеткой и поскакал в голову отряда.

Бореек, горбоносый ардан, любимчик женщин и удачи, расправил рыжий ус, свисающий до ключицы:

– Это ему музыка не по сердцу...

Дудочник оторвался от любимого занятия. Прищурился на коснувшееся подбрюшьем дальнего перелеска солнце. Бросил коротко:

– Чего ж мне не скажет? Я ж не кусаюсь.

– Кишка у него тонка, – хмыкнул Левч. – Помнит, как ты того козла в Малых Черногузах отделал. И меча из ножен не потянул.

Дудочник пожал плечами:

– Об лесорубов немытых сталь не пачкаю. А вот Рябому рожу бы обскоблить, это – да... Чтоб глаже была. – Он снова приложил мундштук свистульки к губам, извлек переливчатую трель.

Левч шутливо бросил в Дудочника огрызком. Полез за вторым яблоком.

– Давай наяривай! С музыкой и дорога незаметна.

Тусан в это время проскакал мимо насмешливо поглядывающих на него бойцов и пристроил коня рядом с командиром.

Сзади донесся обрывок разговора:

– ...курицу, значится, спервоначала нужно отварить, мясо-то с костей срезать. А после в яблоках серединку выколупываешь, курятиной набиваешь, и в печку...

Это Берген, меченный шрамом через нижнюю губу и подбородок выходец из Восточной марки Трегетрена, посвящал в тонкости восточной кухни поморянина Гобрама, кряжистого, с толстенными волосатыми предплечьями, торчащими из закатанных рукавов.

– Эй, Кисель! – Тусан дернул щекой. – Прикажи этому придурку заткнуть свою дудку...

Муйрхейтах медленно повернул голову и окинул Рябого взглядом, отбившим всякое желание продолжать склоку.

– Тебе он мешает?

– Ну...

– Так пойди и заткни его сам. Мне свиристелка Дудочника – до задницы. Что есть, что нету. Только, Рябой, – Муйрхейтах опасно прищурился, – когда затыкать возьмешься, за меч не хватайся. Не потерплю смертоубийства среди своих.

– А, песья кровь! – Тусан снова ожег плетью ни в чем не повинного коня.

– А ежели не нравится чего, Рябой, вертай задаток и дуй на все четыре стороны.

– Ладно, Кисель, ладно. Я чё? Я ничё. Было бы ради чего огород городить.

– Вот и славно, Рябой. Я знал, что у тебя деловая хватка. – Муйрхейтах кивнул, провел пальцем вдоль рукоятки висящего сбоку седла меча. – Вишь, в поселок въезжаем?

– Вижу. Пузырь это. Здешнего голову я знал когда-то. Препон чинить не будет.

– И славно. А видишь, мужики телегу чинят?

– Ну...

– Пошел бы, поспрошал малость, что тут да как? Не было ли чего необычного?

– Как скажешь, командир.

Тусан, отвернувшись от Киселя, скорчил зверскую рожу и даже язык высунул. Но коня пришпорил и подскакал к трем заросшим бородами арданам, копошащимся у задней оси длинной телеги. Такие приспособлены для перевозки бревен – бортов нет, только штыри съемные, удерживающие стволы от раскатывания. Лесорубы делают свои телеги крепкими – не враз поломаешь. Но если колесо вдруг отвалилось или ось треснула, чтобы починить, тоже усилия немалые приложить придется. А желания напрягаться в мужиках не наблюдалось. Тем более неподалеку призывно звенели гусли за приоткрытой дверью харчевни «Три медведя».