С неожиданной жесткостью, которая иногда находила на него и о которой он потом жалел, Миша сказал:

– Эта девочка в плохой компании. Между прочим, в этой плохой компании и ваш Андрей.

Они стояли в коридоре. Рядом грохотал сновальный цех, виднелись станки, бесконечные нити тянулись с больших катушек на малые, работницы внимательно следили за ними; когда нить обрывалась, работница останавливала станок, быстро связывала нить мелким узлом, почти невидимым.

– Андрей?! – Он кивнул в сторону цеха, показывая, что шум мешает разговаривать.

По узкой металлической лестнице с железными перилами они спустились во двор.

– Андрей? Малыш? В компании? Может быть, он играет в компанию?

– Я сказал вам об этом потому, что считаю это достаточно серьезным.

– И что за компания? Расскажите, Миша.

– У нас во дворе… Андрей, еще два мальчика, девочка Белка, о которой я вас просил, главарь – Витька Буров, тоже живет в нашем доме.

– Жена говорит, что Витька издевался над Андреем, бил его, чуть не зарезал, если бы вы не вмешались тогда.

– Он его, конечно, не собирался зарезать. Он главарь, чинит расправу над подчиненными. Ничему хорошему он Андрея не научит, а Андрей бегает за ним, как собачка.

Они шли к проходной, их обгоняли работницы, окончившие смену.

– Я целый день на работе, Андреем занимается мать, – сказал Николай Львович, – но, я, конечно, приму меры… Так странно – Андрей в воровской компании. Спасибо, что вы предупредили меня, я вам очень признателен… Какой скрытный, дурачок, дома – ни звука… Но раз уж речь зашла о моей семье, то у меня к вам еще вопрос: что произошло у Люды в школе?

– У Люды в школе?.. Как-будто ничего, во всяком случае я ничего не знаю.

– Что-то произошло. После вашей живой газеты она пришла домой сама не своя. Плакала.

– Странно, – пробормотал Миша, – а там громче всех смеялась.

– Это делает ей честь, – сказал Николай Львович. – Дома она не смеялась, да и сейчас не смеется. Я прекрасно понимаю: и справедливую критику трудно воспринимать спокойно, а несправедливую? Да к тому же публичную, со сцены, и, по видимому, достаточно окарикатуренную… В вашей школе нет предубеждения против детей из интеллигентных семей?

– Нет, мы никого не разделяем по социальному признаку. В той же живой газете прохватили и детей рабочих – Генку Петрова, например, того же Витьку Бурова. Люда зря обиделась. Там про нее спели очень невинные куплеты. Я не помню текста, что-то в стиле оперетты.

– Значит, моя дочь не поклонница этого жанра. Благодарю вас. Не хотелось бы, чтобы Люда узнала о нашем разговоре, она будет недовольна моим вмешательством.

– Я ей ничего не скажу, – пообещал Миша. Вспышка гнева прошла, ему почему-то стало жалко Зимина.

– Спасибо, благодарю. О той девочке, вашей подопечной, я переговорю с директором.

Зимин поклонился Мише, направился в проходную, но его окликнули:

– Николай Львович!

К проходной спешил Красавцев, протянул Зимину папку:

– Документы по браку, Николай Львович, вы просили.

– Документы? Сейчас? – удивился Зимин. – Ведь я иду домой.

– Только только закончили, – объяснил Красавцев. – Подбирали документы, как вы дали указание. Несу – вижу, вы идете. Обратно нести? У меня в отделе сотрудники уже разошлись.

Николай Львович положил папку в портфель:

– Хорошо, завтра воскресенье, я их посмотрю дома.

Зимину явно не хотелось брать документы. Красавцев не хотел возвращаться с ними в отдел. Зимин взял документы очень недовольный. Миша подумал, что мог бы и не брать. А взял. Типичный мягкотелый интеллигент.

Дома Николая Львовича ждали билеты в Художественный театр на «Дни Турбиных». К билетам прилагался элегантный Валентин Валентинович в полосатом костюме и лаковых штиблетах, эдакий князь Данила, не хватает бутоньерки в петлице.

Верные решению, принятому ими после возвращения Люды из ресторана, Зимины, как передовые родители, разрешили этот визит. Сегодня все отправлялись в театр, а с завтрашнего дня Ольга Дмитриевна начнет осторожно шутить над этим франтом и развенчивать его в глазах Люды. Все это не слишком нравилось Николаю Львовичу, но он согласился с женой, что из всех худших вариантов – это лучший. И дай бог, этот визит последний…

Из-под полуприкрытых век он разглядывал Навроцкого: не слишком вяжется с привычным типом работника снабжения – интеллигентен, корректен, держится с достоинством.