— Пожалуйста, не надо.

— Нет! Именно так я и поступлю, если вы не будете слушаться. Астрид сменит меня. Вы ей нравитесь… она рассказывала, как вы любовались ее танцем вчера вечером.

Я схватил таблетки, запил их остатком томатного сока — холодного как лед и успокаивающего.

— Да, любовался, пока не увидел вас. После этого я уже глаз с вас не сводил.

Она впервые за все время улыбнулась:

— Да? Вам понравилось?

— Вы были прекрасны! (А вот твой танец просто похабен, твоя непристойная одежда и твое поведение шокировали меня так, что, вероятно, я потерял год жизни. Все мне было ненавистно… И я ужасно жалею, что не могу увидеть все снова, буквально сейчас же, не теряя ни секунды.) Вы были необычайно грациозны.

На ее щеках возникли ямочки.

— Я так надеялась, что понравлюсь вам, сэр!

— Так оно и было. А теперь перестаньте угрожать мне своей Астрид.

— Ладно. Не буду до тех пор, пока вы проявляете благоразумие. А сейчас вставайте — и под душ. Сначала очень горячий, потом ледяной. Как в сауне.

Она чего-то ждала.

— Вставайте, я сказала. Не уйду, пока душ не будет включен и пар не пойдет клубами.

— Я приму душ… когда вы уйдете.

— И пустите еле тепленькую водичку. Знаю я вас! Вставайте, снимите брюки и под душ! Пока будете его принимать, я принесу завтрак. Скоро камбуз закроется, чтобы готовить второй завтрак, а потому перестаньте тянуть резину… Ну пожалуйста…

— Ой, не могу я завтракать. Во всяком случае, не сегодня! Ни за что!

Даже мысль о еде была мне отвратительна.

— Вам обязательно надо поесть. Прошлым вечером, как вам прекрасно известно, вы слишком много выпили. Если вы не поедите, будете весь день чувствовать себя разбитым. Мистер Грэхем, я уже кончила обслуживать всех остальных гостей и, можно сказать, от дежурства освободилась. Сейчас принесу вам поднос с завтраком, а потом сяду и прослежу, чтобы вы съели все, что на нем будет, — она поглядела на меня, — Надо было все-таки стащить с вас брюки, когда я укладывала вас в постель, но вы весите слишком много.

— Вы укладывали меня в постель?!

— Мне помогал Ори. Тот парень, с которым я танцевала.

Вероятно, мое лицо выдало меня, так как она торопливо добавила:

— О, я не разрешила ему входить в вашу каюту, сэр. Я сама раздела вас. А вот, чтобы втащить вас вверх по лестнице, мне нужна была помощь.

— Я нисколько на вас не сержусь. (А потом ты вернулась на вечеринку? И он с тобой? И ты снова с ним танцевала? «…Ибо ревность моя жесточе могилы и жжет сильнее угля пламенеющего». Нет… Нет у меня права на ревность!) Я чрезвычайно благодарен вам обоим. Наверняка это было весьма неприятное занятие.

— Ну… смельчаки часто напиваются — после того как минует опасность. Но вообще вам от выпивки стало плохо.

— Это верно.

Я встал с постели и направился в ванную. Я пущу кипяток, клянусь!

Затем я прикрыл дверь и защелкнул задвижку, после чего разделся.

Значит, я был так омерзителен и бесчувственно пьян, что мальчишка-туземец помогал тащить меня до кровати. Алекс, какая же ты позорная дрянь! И нет у тебя никаких прав ревновать эту очаровательную девушку. Она не принадлежит тебе, и в ее поведении нет ничего дурного по стандартам ее мира — какими бы эти стандарты ни были, — и все, что она делала, было сделано ради твоей же пользы и твоего комфорта. А это не дает тебе никаких прав на нее.

Я пустил горячую воду, такую горячую, что бедный старый Алекс в ней чуть не сварился. И выстоял под струями кипятка так долго, что мои нервные окончания почти совсем потеряли чувствительность, а затем резко сменил горячий душ на ледяной… и чуть не заорал от боли.

Я стоял под ледяной водой, пока не перестал ощущать ее как холодную, затем закрыл краны и вытерся, открыв дверь, чтобы выпустить влажный воздух. Вышел в каюту… и тут внезапно обнаружил, что чувствую себя великолепно. Никакой головной боли. Никакого ощущения, что конец света должен наступить с минуты на минуту. Никаких пертурбаций в желудке. Только голод. Алекс, ты больше никогда не должен напиваться, а уж если нальешься, поступай так, как приказывает Маргрета. Тебе повезло — у нее на плечах отличная голова, и ты это обязан ценить.

Весело насвистывая, я открыл платяной шкаф Грэхема.

Услышав, как ключ поворачивается в замке, я мгновенно схватил купальный халат Грэхема и успел его накинуть как раз в ту секунду, когда Маргрета стала открывать дверь. Когда я это увидел, тут же бросился на помощь и придержал дверь. Она поставила поднос и принялась выгружать посуду с едой на мой письменный стол.

— Вы были совершенно правы насчет душа как в сауне, — сказал я. — Это именно то, что прописал доктор. Или вернее сказать, медицинская сестра.

— Знаю. Такую штуку бабушка нередко устраивала моему деду.

— Гениальная женщина! Ох, как вкусно пахнет!

Омлет, бекон, щедрая порция датской выпечки, молоко, кофе, тарелка с несколькими сортами сыра, fladbrod [173] , тонко нарезанные кусочки ветчины и неизвестные мне тропические фрукты.

— А что говорила ваша бабушка, если дедушка начинал с ней спорить?

— Знаете, она иногда излишне горячилась…

— Зато вы никогда не горячитесь. Ну, скажите же мне.