– Как, Лазарус?

– Медленно, но верно. Три месяца, проведенные на рыночной площади, позволили мне понять, кто есть кто и где обитают в этих краях священные коровы. Я застрял там надолго – выхода не было. Но сперва принял местную религию – а с ней и более приемлемое имя – и выучил Кур'ан. Не совсем тот Коран, который я знал несколько столетий, но овчинка стоила выделки.

Не буду рассказывать, как мне удалось попасть в гильдию жестянщиков: меня взяли чинить телеприемники – тогда из заработка пришлось отдавать свою долю в гильдию. Вместе с личным взносом Великому мастеру гильдии это оказалось не так уж много. Общество там было отсталое, местные обычаи прогресса не поощряли, они даже опустились ниже того уровня, который принесли с Земли пятьсот лет назад. А это, сэр, сделало меня чародеем, и я бы заслужил виселицу, если бы старательным и чистосердечным образом не изображал себя правоверным. И достигнув нужного уровня, я стал торговать свежей электроникой и допотопной астрологией, используя знания, которых у них не было, и свободный полет фантазии.

Наконец я сделался первым помощником того самого чиновника, который реквизировал мой корабль, и помогал богатеть скорее ему, чем себе. Он так и не признался, узнал ли меня – борода очень меняет мое лицо. К несчастью, он впал в немилость, и я унаследовал его должность.

– Как же это вам удалось, Лазарус? И вы не попались?

– Как-как!.. Айра, он был моим благодетелем. Так говорилось в контракте, так я всегда обращался к нему. Тайной покрыты пути Аллаха. Я составил ему гороскоп и предупредил, что звезды предвещают ему неудачу. Так и случилось. Эта система принадлежала к числу немногих, где обитаемыми являлись сразу две планеты. Обе были заселены и торговали между собой. Изделия и рабы...

– Рабы, Лазарус? Я слыхал, что их услугами пользуются лишь на Супреме, но не думал, что порок этот широко распространен. Это неэкономично.

Старик прикрыл глаза и умолк, я даже решил, что он уснул, как это часто случалось в начале наших бесед. Но он открыл их и заговорил весьма сурово:

– Айра, порок сей распространен куда шире, чем это признают историки.

Да, труд рабов неэкономичен, рабовладельческое общество не может конкурировать с обществом свободных людей. Но на просторах Галактики конкуренции обычно нет. Рабство существовало и существует на многих планетах, и законы допускают это.

Я говорил уже, что ради жен и детей был способен на все, и всегда поступал так; мне приходилось лопатой перекидывать человечье дерьмо, стоя в нем по колено, – но дети не голодали. Но вот рабства я касаться не буду. Не потому, что мне приходилось бывать рабом, – это мой принцип. Зови его верой или определи как глубокое моральное убеждение. Как бы то ни было – для меня здесь предмета спора нет. Если живой человек чего-то стоит – собственностью он быть не должен, поскольку слишком дорог для этого. И если у него есть чувство собственного достоинства – оно не позволит ему владеть другими людьми. Каким бы вычищенным и напомаженным ни был рабовладелец, для меня он недочеловек.

Но это не значит, что я брошусь резать ему глотку при первой встрече – иначе я бы и до ста лет не дожил. В рабстве, Айра, есть еще одна жуткая вещь: раба нельзя отпустить на свободу, он должен освободиться сам. – Лазарус нахмурился. – Ты все время вынуждаешь меня говорить о том, чего я не могу доказать. Заполучив корабль, я тотчас же продезинфицировал его, загрузил товарами, которые, на мой взгляд, можно было продать, взял на борт воду и пищу в расчете на человеческий груз, для перевозки которого судно было предназначено, дал капитану и экипажу недельный отпуск, известил протектора – верховного государственного работорговца, – что мы приступим к погрузке, как только явятся шкипер и казначей.

А потом, в воскресенье, привел семью на корабль – якобы на экскурсию. Верховный протектор однако проявил подозрительность и настоял, чтобы мы взяли его с собой. Пришлось прихватить и его – и едва моя семья оказалась на борту, мы стартовали. Мы улетели из этой системы, чтобы больше не возвращаться. Но прежде чем приземлиться на цивилизованную планету, мы с мальчиками – двое уже почти выросли – уничтожили все признаки того, что судно было рабовладельческим... пришлось даже выбросить кое-что из товаров. – Ну, а что случилось с протектором? – спросил я. – С ним не было хлопот?

– Так и знал, что ты спросишь. Выбросил за борт сукина сына. Живьем.

Он вылетел, выпучив глаза, и истек кровью. А что я, по-твоему, должен был делать с ним? Целоваться?

Оказавшись вдвоем с Иштар в машине, Галахад спросил:

– Ты всерьез сделала предложение старейшему? Насчет ребенка от него.

– Как я могла шутить в присутствии двух свидетелей, один из которых – сам исполняющий обязанности?

– Я не знаю, как ты могла. Но зачем это тебе, Иштар?

– Потому что я сентиментальна и склонна к атавизму.

– Кусаться обязательно?

Она обняла его одной рукой за плечи, другую положила ему на ладонь.

– Извини, дорогой. День тянулся так долго – ведь хоть ночь и была дивной, выспаться не удалось. Меня волнует разные вещи – и поднятая тобой тема не может оставить меня равнодушной.

– Мне не следовало спрашивать. Это вторжение в личную жизнь. Забудем?

Да?