Шрифт:
– Просто умница. Дедушка Лазарус, мне кажется, что ей нравится мое общество. Она даже вчера надулась, не получив свою сказочку на сон грядущий. Но я сказала ей, что вы устали и уже спите, и рассказала сама.
– Но... Иштар! Выходит, я потерял день?
– Да, сэр.
– Хирургия? А я не заметил новых заживленных мест.
Шеф-техник помялась.
– Дедушка, говорить о процедурах мы можем лишь по настоянию клиента.
Но напоминать ему об этом незачем. Надеюсь, вы не будете настаивать. Весьма надеюсь, сэр.
– Хмм. Хорошо, хорошо. Но когда ты в следующий раз вздумаешь отхватить у меня денек или недельку, сколько тебе вздумается – скажи мне. Чтобы я знал заранее. Ну, хорошо. Я запишу свои речи с помощью Минервы, ты предупреди ее.
– Я так и сделаю, дедушка. Когда клиент желает сотрудничать, и старается обращать поменьше внимания на наши дела, получается гораздо лучше. – Иштар коротко улыбнулась. – Страшно нарваться лишь на реювенализатора. Такой клиент всем досаждает и еще пытается руководить.
– Нечему удивляться. Видишь ли, дорогая, эта самая гнусная привычка руководить засела у меня в крови. Бороться с ней можно лишь за пределами аппаратной. Так что если я начну всюду совать нос, просто вели мне заткнуться. Но как обстоит дело? Сколько еще осталось?
Чуть поколебавшись, Иштар промолвила:
– По-моему, самое время велеть вам... заткнуться.
– Вот это дело! Но больше уверенности, дорогая. "Убирайся из моей аппаратной, старый несносный болван, и не смей совать нос не в свое дело!" Пусть этот тип поймет, что ежели он сию секунду не смоется, то его сунут в каталажку. Ну, давай еще раз.
Иштар усмехнулась.
– Дедушка, вы просто старый жулик.
– Я всегда подозревал это. Просто надеялся, что не слишком заметно со стороны. Хорошо, поговорим о "любви". Минерва, Гамадриада утверждает, что ты сообщила ей, что галакту не известно такое слово. Можешь ли ты что-либо добавить к ее утверждению?
– Пожалуй, да, Лазарус. Могу ли я высказаться после всех остальных?
– Пожалуйста, Галахад, из членов семьи ты меньше всех говоришь и больше всех слушаешь. Хочешь исправить положение?
– Да, сэр. Я и не думал, что в слове "любовь" может крыться какая-то тайна, пока не услышал вопрос Гамадриады. Но я только учу английский – тем же самым природным методом, которым учится дитя. Без грамматики, синтаксиса, словарей – просто слушаю, говорю и читаю. О смысле новых слов догадываюсь из контекста. Благодаря этому методу, могу заключить, что "любовь" означает разделенный экстаз, достигаемый в результате секса. Разве не так?
– Сынок, мне не хочется говорить – впрочем, если ты много читал, понятно, каким образом ты пришел к такому заключению – но ты не прав на все сто процентов. Иштар казалась удивленной. Галахад задумался.
– Что ж, придется прочесть еще раз.
– Не стоит, Галахад. Писатели, чьи книги ты читал, просто не умеют использовать это слово. Чего там, я и сам столько лет неправильно употреблял его – вот тебе пример нечеткости английского языка. Но смысл любви, как его ни определяй, не в этом. Если в жизни существует занятие более важное, чем то, когда двое делают ребенка, все философы за всю историю мира не сумели отыскать его. Однако – между нами, девочками – занятие это изрядно скрашивает нам жизнь и смиряет нас с тем, что в воспитании ребенка черт ногу сломит. Но это не любовь. Любовь же есть нечто такое, что имеет место даже тогда, когда ты не испытываешь сексуального возбуждения. Ну, кто хочет продолжить в том же духе? Айра, ты? Английским ты владеешь лучше, чем прочие, и чуть хуже, чем я.
– Дедуся, я говорю лучше вас – вы все произносите неправильно, а я – согласно канонам грамматики.
– Не ехидничай, юноша, высеку. Мы с Шекспиром никогда не позволяли грамматике мешать нам самовыражаться. Он мне так и сказал однажды.
– Лазарус, прекратите! Он умер за три столетия до вашего рождения.
– Умер, как же! Только потом могилу его вскрыли и ничего в ней не нашли. На самом же деле он был сводным братом королевы Елизаветы и красил волосы, чтобы никто не сумел его узнать. Учти, Айра, на самом деле его обложили со всех сторон, так что он предпочел выключиться. Я сам умирал так несколько раз. В его завещании второе место упокоения предназначалось жене; теперь проверь, кому пошло первое, – и начнешь понимать, что случилось. Итак, желаешь ли ты дать определение этому слову?
– Нет. Вы опять хотите сменить правила. Пока вы всего лишь подразделили опытное поле под названием "любовь" на те же категории, что и Минерва несколько недель назад – "эрос" и "агапэ". Только вы предпочли не давать названия этим областям и заявили, что общий термин нельзя считать относящимся к одной из областей – значит, он принадлежит второй. То есть вы однозначно определили "любовь" как "агапэ". Однако опять не произнесли этого слова. Это не дело, Лазарус. Согласно вашей же метафоре, вы передергиваете карты.