Заслуживали похвалы и многие другие командиры подразделений. Чувствовалось, что полтора месяца войны не прошли для них даром.

Пленные, которых мы захватили в боях 11 —12 августа, показали, что в их частях все рассчитывали быть в Одессе не позднее чем через три–четыре дня. Первые бои на дальних подступах к городу сорвали, перечеркнули эти планы врага. И хотя, если брать чисто военную сторону дела, наши успехи тех дней были не столь уж значительны, люди воспрянули духом. Должно быть, у каждого в глубине сознания зрела уверенность, что настает время, когда мы сможем дать фашистам более мощный отпор.

В это время до дивизии дошел приказ главкома Юго–Западного направления маршала С. М. Буденного: «Одессу не сдавать ни при каких условиях». Приказ передали на КП ночью, и офицеры штаба и политотдела немедленно отправились в полки, батальоны, роты, чтобы довести его до всего личного состава. А наутро с новой силой разгорелись бои.

13–15 августа противник продолжал попытки прорвать нашу оборону на тех же участках. Но дивизия отбивала все атаки, и потери врага росли. За три дня перед нашими окопами, особенно в лощине на участке третьего батальона 161–го полка, скопилось очень много трупов неприятельских солдат. А дни стояли жаркие. Как потянет ветерок со стороны противника, людям и еда уж не идет в рот. Прямо хоть отводи отсюда батальон!

Не зная, что предпринять, я решил посоветоваться с командармом.

— А вы предложите румынам убрать трупы, — ответил по телефону генерал Софронов. — Назначьте им время, когда не будете стрелять…

Ночью мы выставили перед окопами фанерные щиты с крупными надписями: «Командиру 7–й пехотной дивизии. Советское командование предлагает Вам 16.8.41 г. с 12.00 до 16.00 убрать трупы и своих раненых солдат. В это время наши войска не будут вести огонь».

Мы, разумеется, сдержали слово — за четыре часа с нашей стороны не раздалось ни одного выстрела. Не стрелял и противник. Однако принять наше предложение он не пожелал. Командиру 161–го полка пришлось ликвидировать очаг зловония в лощине с помощью гашеной извести.

16 августа тревожные события произошли у наших соседей в Южном секторе: враг прорвал оборону 25–й дивизии в районе Кагарлыка. От Кагарлыка до Выгоды— двадцать с небольшим километров. Создавалась угроза выхода противника в тыл нашей дивизии.

Но даже при таком обороте событий для меня явилось ножиданным полученное ночью приказание командарма: возглавить группу войск, которой поручалось утром 17 августа нанести контрудар для восстановления положения у Кагарлыка. Неожиданным оно было уже потому, что в группу включались правофланговый полк 25–й дивизии и части 2–й кавалерийской, а из нашей— лишь два батальона. Да и действовать предстояло не в нашем секторе. Как стало мне известно уже потом, первые донесения из 25–й дивизии создали в штабе армии ошибочное представление, будто враг наносит у Кагарлыка главный удар.

Наш контрудар готовился наспех. Снаряды подвезти не успели, и войска, спешно выведенные на исходные позиции, пошли в наступление без артподготовки. Подразделения кавдивизии вообще не смогли подойти к назначенному сроку и присоединились к остальным частям позже. Вскоре наше продвижение было остановлено сильным заградительным огнем. В целом контрудар лишь несколько задержал противника. 18 и 19 августа части двух румынских дивизий продолжали наступать на этом участке. Нами была потеряна Беляевка с насосной станцией, питавшей Одессу водой.

Еще до этого мне разрешили вернуться в свою дивизию (временно оставив в Южном секторе 90–й полк). Затишье в Западном секторе, длившееся около двух суток, кончилось. 18 августа противник возобновил наступление и здесь, причем значительно большими силами, чем прежде. К полкам 7–й румынской пехотной дивизии, с которой мы уже имели дело, прибавилась часть сил гвардейской дивизии и 11–й пехотной, а также танковая бригада, действовавшая сперва против Восточного сектора.

По всем данным, главный удар готовился в полосе нашей дивизии, и мы старались достойно его встретить.

На наиболее танкоопасное направление — вдоль железной дороги — выдвинули 57–й артполк и 97–й противотанковый дивизион. Здесь же сосредоточился тринадцатый отдельный разведбатальон, ставший основным дивизионным резервом. Командиров частей и подразделений, оборонявшихся по обе стороны дороги, я предупредил о том, что стойкость боевых порядков на их участках приобретает особое значение. В первую очередь это касалось командира 161–го полка Сергея Ивановича Сереброва.

Враг стал наступать именно там, где мы его ждали. После артподготовки и бомбежки наших позиций с воздуха румынская пехота пошла вслед за танками в атаку— сперва цепями, а дальше виднелись и колонны. Подпустив пехоту метров на триста, мы огнем из всех видов оружия заставили ее залечь. Группа танков — больше тридцати — прорвалась в глубину нашей обороны. Однако недалеко и ненадолго.

Обойдя станцию Карпово — около нее находился наблюдательный пункт Сереброва, — танки пошли по лощине вдоль железнодорожного полотна. На их пути лежал поселок Виноградарь, но в километре от него танки вдруг остановились, — возможно, командир этой группы решил подождать свою пехоту, еще надеясь, что она прорвется через наши позиции. Тем временем на окраине Виноградаря появились полковые орудия Сереброва и одна из батарей 57–го полка.

Оказавшись под сосредоточенным огнем артиллеристов, танки начали поворачивать обратно. При этом они стали прекрасной целью для противотанкового дивизиона, занявшего огневые позиции в лесопосадке ближе к станции Карпово. Один за другим танки загорались от наших снарядов или останавливались с перебитыми гусеницами.