На лекцию в этот раз Павлыш не пошел: у него вот-вот должны были родить хлебемоты. Пышка последние пару дней лежала на боку и совершенно по-человечьи вздыхала, а Крендель стал смирным, отказался наконец от своих хулиганских привычек и даже не пытался залезть к Павлышу в гамак.

За полчаса до полудня Пышка вдруг хохотнула, зажмурившись и прижав к голове длинные уши с пушистыми кисточками. Потом в выложенную сухим мхом воронку, рядом с которой устроилась Пышка, посыпались «хлебцы». Только на сей раз это не были неоплодотворенные яйца, они оказались крупнее и темнее, и буквально через минуты три, как только Крендель потерся о каждое шершавым лбом, из них стали выбираться хлебемотики — совсем крошечные, не крупнее сверчка.

— Пятнадцать, — сказал Пышке Павлыш. — Да ты у нас, старушка, мать-героиня.

Пышка кашлянула со значением, потом закрыла глаза и захрапела.

Над храпом Павлыш бился последние несколько дней, но без соответствующих приборов — да что там, без хорошей лаборатории! — разобраться в том, какой ген за него отвечает, не мог. Это ависы как-то ухитрялись запросто перестроить своих кормовых животных так, чтобы те не просто производили «хлебцы» с другим вкусом, но и издавали звуки, похожие на человеческие. Павлышу оставалось только яростно, по-черному завидовать… ну и жалеть о том, что в домодреве нет ни одной двери.

Настоящий космолетчик, говорил он себе, должен спать в любых условиях, даже когда наглая тварь Крендель забирается к тебе в гамак.

Наглая тварь в такие моменты просыпалась, глядела на Павлыша невинным взглядом и хмыкала басом.

— Теперь, Крендель, ты отец и должен подавать пример подрастающему поколению, — сказал Павлыш. — Так что про гамак забудь, раз и навсегда.

Он привычно пригнулся, выбираясь наружу, встал на ветке и как следует потянулся — чтоб аж хрустнуло в позвоночнике. Павлыш поглядел вниз, туда, где на поляне между домодревами с некоторых пор собирались нечаянные поселенцы, — но сейчас там было пусто.

— Странно. Неужели Урванцы подбили всех на…

И тут он вспомнил и чертыхнулся. Потом подбежал к стволу и по ребрам, спиралью охватывавшим все домодрево, стал карабкаться вверх.

Ависы вырастили свой последний подарок для людей буквально за неделю, и дерево было значительно ниже остальных; впрочем, Павлыш был им за это только благодарен. Не то чтобы он боялся высоты, просто… всему же есть пределы, верно?

Вскарабкавшись на смотровую площадку — узкую, охваченную по периметру естественным ограждением из веток, — он запрокинул голову — и почти сразу заметил две скользящие по небу точки.

Дельтапланы шли ровно и плавно, и Павлыш, вдрызг разругавшийся вчера с Домрачеевым, облегченно вздохнул. По крайней мере, Отец разобрался с управлением и не сплоховал. Если всем им повезет, полет закончится нормально. Если нет… ну что ж, Эмма подстрахует. Все-таки чемпион по дельтапланеризму… хотя Павлыш и не был уверен, что это поможет, если вдруг…

Но о таком он старался даже не думать.

Ветер трепал шевелюру, и в который раз за последние несколько дней Слава напомнил себе: нужно сходить в Отель за ножницами и попросить Светлану, чтобы подстригла. Сколько всякой ерунды перетащили в домодрево, а элементарную вещь забыли.

Правда, поначалу никто не думал, что это надолго. Ждали, что с минуты на минуту явится вергилий и отправит их всех обратно в криованны, а потом — на родные планеты.

Но ничего не изменилось ни к вечеру, ни на следующий день… и стало ясно, что они застряли здесь надолго. Что ничего не закончилось… если вообще начиналось.

— Да какая, господи, разница! — заявил в сердцах академик Окунь. Они только осваивались на новом месте, и он рассеянно бродил по общему залу, устроенному на одном из верхних «этажей» домодрева. То и дело касался пальцами гладких стен с причудливым, слегка мерцавшим узором. Запинался, рассеянно моргал, что-то все время записывал в рабочий блокнот. — Разницы, друзья мои, нет совершенно никакой! Нам дан уникальный шанс: вплотную познакомиться с бытом ависов. Лучше понять их! К чертям собачьим все эксперименты и соревнования! Мы же ученые — так давайте вести себя соответственно!

Сам он был в восторге от открывавшихся перспектив. Как прежде в Отеле, так теперь в домодреве академик изучал все вокруг: комнаты на каждом ярусе, устройство ребер-ступенек, сложную систему симбиотических связей…

Больше всего поражало то, с какой скоростью ависы «лепили» из подручных материалов новые формы и виды. Помимо домодрева для людей, они за пару дней создали на одном из холмов стартовую площадку для дельтаплана, а сейчас на юге выращивали новую домопущу и нечто вроде эстрады — как подозревал Павлыш, чтобы все «симпозиумы» перенести туда.

Главный вопрос, на который земляне ответа пока так и не получили: каким образом цивилизация ависов смогла добиться таких успехов в биоинженеринге. Ведь совершенно ясно было, что они не имеют ни малейшего представления о строении клетки, существовании ДНК и РНК, — да и как могли бы, при полнейшем отсутствии лабораторий, электронных микроскопов, мощных ЭВМ?..

— Подозреваю, — с восторгом заявлял академик Окунь, — мы и не поймем. Потребуются месяцы работы, друзья мои! Месяцы! А пока давайте просто наблюдать за происходящим, анализировать, делать выводы — и не отказывать себе в простой человеческой радости: смотреть на этот мир глазами изумленного ребенка. Ведь вокруг столько чудес! Слава, что вы хмуритесь? Ведь еще не так давно, на «Антее», вы готовы были пожертвовать ради научного подвига двадцатью шестью годами своей жизни.