– Имя Марк у нас наследственное. У меня дед Марк, отец Марк, прадед Марк...

– А если рождается девочка, – грустно подхватила Кира, – с нее берут клятву, что сына она обязательно назовет Марком.

Марк изобразил удивление.

– А ты откуда знаешь?

Кира пожала плечами.

– Сама не пойму, вот, например, еще я знаю, что у тебя был совершенно замечательный дед.

Марк остановился и серьезно посмотрел Кире в глаза.

– Ты меня пугаешь, – шепотом сказал он.

– А что – угадала?

– Да, – Марк развел руками. – Дед у меня действительно был потрясающий. Физик, разумеется, профессор. Но совсем не похож на обычных пенсионеров. Он всем так живо интересовался. И еще у него было чутье ко всему, что касалось полезных вложений. Он даже деньги со сберкнижки снял и вложил за год до дефолта. Тебе интересно? – Марк искоса взглянул на Киру. – Даже не думал никогда, что буду на такую тему общаться с девушкой.

– А мне нравится, хотя и есть странное ощущение, что все это я уже слышала, – прибавила Кира тише. – Я люблю всякие семейные традиции, преемственность поколений.

Марк оживился.

– Так пошли ко мне в гости. Я отсюда в двух кварталах живу.

– Как-то неудобно... – Кира растерялась.

– Ничего неудобного. Мои родители в ресторане, у них тоже День влюбленных, не то, что у меня.

– А дедушка?

– Дедушка умер полгода назад, а бабушка уже лет пять назад, наверное.

Кира пожала плечами и согласилась.

Квартира у Марка была шикарная.

– Профессорская, – пояснил он. – Дед ее получил, когда ему уже за сорок было, дети выросли, до этого он все по коммуналкам кочевал. Время такое, послевоенное.

Кира прошла просторным коридором, заглянула в большую комнату, потом в спальню родителей.

– Это моя комната, там бардак, – закрывая дверь спиной, заявил Марк. – Не входи, зачем тебе смотреть на убежище одинокого извращенца. Пошли сразу к истокам истории.

– Это куда? – не поняла Кира.

– А в кабинет деда. Там все, как было при нем. Знаешь, – прибавил он грустно, – рука не поднимается что-то поменять.

Кира вошла в кабинет. В этой комнате не было ощущения, что здесь жил старый человек. Компьютер на столе, много книг в шкафу во всю стену и много фотографий.

– Это мой прадед, – пояснял Марк. – Революционер, как это говорили раньше – он Ленина видел.

Кира подошла к столу. Здесь в рамочках стояли современные фотографии детей, видимо внуков, самого Марка лет на пять младше – угловатого подростка. Кира переводила взгляд с фотографии на фотографию и внезапно замерла. Ей показалось, что в один миг из комнаты исчез воздух. Кира пошатнулась и села. С пожелтевшего, черно-белого любительского снимка на Киру смотрела она сама. Придерживая на груди махровый халатик, она сидела на своей кухне и смотрела в сторону, мимо объектива, слегка улыбаясь. Кира дрожащей рукой взяла рамочку в руки. Резкость на снимке была неважная, но все же Кира не могла ошибиться. Это была она. В этот момент в комнату вошел Марк с подносом в руках.

– Я принес чай. – Он посмотрел на Киру обеспокоенно. – Кира, ты чего?

Кира подняла взгляд. Совершенно растерянный.

– Я? Я ничего... Марк, а кто это?

Марк взял рамочку из ее рук.

– А! Это, – Марк улыбнулся загадочно. – Это дедушкина тайна. Его первая любовь. Не помню, как ее звали, но бабушка к ней его всю жизнь ревновала. Он эту фотографию на стол поставил, уже когда бабушки не стало. Мама считает, что с этой барышней связано много тайн. – Марк улыбнулся загадочно. – Вот, держи свой чай.

– А кто она... – Кира запнулась на секунду, – кто она была?

– Не знаю, – признался Марк, – но была одна странная история. Дед в юности жил в коммуналке одной, и еще там жила Скворцова Светлана. Кирилловна...

– Егоровна, – машинально поправила Кира.

– Ну да, – Марк не обратил на это внимания. – Дед поддерживал отношения с ней, особенно часто стал захаживать к ней после смерти ее мужа, она бездетная была. Когда коммуналку под квартиру переделали, Скворцова там же и осталась жить, он ей приватизировать жилье помог, деньгами помогал постоянно. Мать думала, что он квартиру хочет, чтобы она на кого-то из нас переписала. Но потом, когда Скворцова умерла, оказалось, что он упросил ее завещать жилье какой-то женщине из Саратова, что ли. Мама злилась на него очень, считала, что это его внебрачная то ли дочка, то ли внучка. Но я в это не верю. Дед умным был и знал, что делал, и еще очень порядочный он был человек.

Кира листала альбом, и с пожелтевших фотографий на нее смотрел Марк, таким, каким она видела его пару недель назад. И у нее сжимало спазмом горло.

– У него шрам на брови? – сдерживая дрожь в голосе, спросила Кира.

– Да, это мне Скворцова рассказывала. Было дело, когда дед побитый весь в квартиру ввалился, ребра сломаны, рука тоже, лицо в крови, а он почему-то на кухню бежал и кричал, звал. Вот забыл, как ее звали, девчонку эту. Такая вот любовь. В больнице потом лежал, а шрам так и остался. На память.