Меня выставили за дверь со списком покупок и наставлений. Но я догадывался, что Анна просто хочет пообщаться с девочкой наедине. С легкой душой я отправился в магазин. А когда вернулся, застал двух давних подружек, которые начисто меня игнорировали. В душе даже стало обидно, как быстро Катя меня заменила. Я в ответ достал из сумки ноутбук, ушел на кухню и углубился в изучение статистики. Спустя довольно длительное время подошла Аня.

– У тебя замечательная приемная дочь. Она же приемная? – Анна посмотрела на меня так, что я покраснел.

– Ей десять лет, ты считаешь, что я мог кому-то заделать ребенка в тринадцать? Да у меня первый секс-то был позже.

– Фу! Я просто спросила, а не хотела узнать, когда ты начал трахаться… И каково это?

– Что – это? Трахаться?

– Фу! Идиот! – Анна рассмеялась – Заботиться о ком-то, кроме себя?

– Мне нравится, – ответил я.

Анна с сомнением посмотрела на меня.

– Правда, – продолжил я. – Раньше мне казалось, что это не мое, но вот поди ж ты, попробовал и понравилось. Даже не знаю, как я теперь без нее.

Аня теперь уже с интересом посмотрела на меня, но ничего не сказала и снова ушла в гостиную. Минуту спустя я услышал детский смех. Не знаю, чем они там занимались, но обеим это явно нравилось.

Я никак не мог сосредоточиться на работе, поэтому сел читать новости. За последнее время от «ТТТ» остались только осколки и ничего нового того же уровня и масштаба не наблюдалось.

Владиславу не помогло то, что он намертво отрицал свою причастность к атаке на «ВанКей» – авиакомпания требовала чьей-то крови, и его фигура как нельзя больше для этого подходила. Наш биллинг понемногу восстанавливал репутацию, в том числе благодаря моим усилиям, но это уже не могло убедить вернуться единственного крупного клиента. Наша работа была переориентирована на работу с мелкими и средними продавцами, что сказалось и на рекламной политике в целом.

После выкладки прайса на стоимость комментариев в политических блогах основным методом для ответа на любую критику сторонников оппозиции стало обвинение в продажности. Выглядело это так смешно, в стиле «а вот у вас тоже все плохо», что никто не верил в такую аргументацию. Хотя это не мешало оппозиционерам снова и снова наступать в ту же лужу.

С другой стороны, то, что имя Николая Николаевича оказалось потрепанным в этих баталиях, стало причиной пристальной слежки за ним. Я нашел на некоторых сайтах упоминание о возможности существования у него счетов в офшорных банках. Я знал, правда, всего об одном. И о недвижимости в США – этого не было, Коля бы знал, но кого интересует правда и достоверность информации, как говорил один теперь знакомый журналист.

Кстати, его недавно избили. Шум, впрочем, вышел небольшой. Несколько ударов трубой по голове в подъезде. На фотографии он криво улыбался и обвинял в нападении сторонников власти. Зачем этой власти бить желтого журналиста по голове, когда можно посадить или просто закрыть его блог, он не пояснял. Я же подумал, что парень написал что-то не то о ком-то, у кого есть брутальные дружки из подворотни. Вот и отхватил. Как говорил один сыщик в старом детективе: если произошло убийство, то ищите сына садовника. Не надо стараться в каждом преступлении видеть интригу. Иногда получить трубой по башке – это просто месть недовольного гопника.

Я безуспешно пытался найти хоть что-то о Веронике. Она была как тень в неосвещенной комнате – полностью невидима. Вот и верь тому, что в Интернете каждый хоть как-то, но оставил след. Ни в соцсетях, ни на форумах, только фамилия в списке выпускников вуза, и все.

Вечером Аня сходила за сыном. Мальчик и Катя быстро подружились. Так быстро, что я даже засомневался в искренности девочки. Но нет, она с интересом, как мне показалось, возилась с малышом, вовсе не заставляя его чувствовать себя ущемленным. И при этом не заигрывала с ним, как часто это себе позволяют взрослые в общении с детьми.

Они играли до десяти часов, пока маленький Женя не стал клевать носом. Аня уложила его на этот раз не в гостиной, где он обычно спал, а в своей спальне, разделив кровать между ним и Катей. Женя вырубился почти сразу, а Кате я читал книгу еще около часа, пока ее не повело от усталости. Я укрыл ее одеялом, поцеловал в лоб и вышел из комнаты. Аня смотрела телевизор на самом низком уровне громкости. Я сел рядом.

– Не поверишь, никогда не страдала привязанностью к ящику. А теперь каждый день понемногу смотрю. Наверное, старею.

– Да нет, ты еще совсем ничего, – заметил я.

– Грубиян! Девушки с годами только хорошеют! – притворно возмутилась она.

Она и правда выглядела лишь немногим старше момента, когда мы встретились. Конечно, ушла та юношеская припухлость, все черты лица стали острее и жестче. Но вместе с тем появилась какая-то особенная женственность, присущая только женщинам с жизненным опытом. Трудно было назвать ее зрелой по возрасту – ей было сейчас всего где-то двадцать пять – двадцать семь – никогда не знал ее года рождения. Все черты, которые я наблюдал раньше у женщин с опытом, у нее проявились в полной мере: особенный оценивающий взгляд, плавность движений, некая небрежность в поведении и одежде, но которую нельзя назвать распущенностью.