Взяв свиток Торы на плечо, Давид быстро прошел в зал Якова, а монахи последовали за ним. Там они быстро расставили столы, образовав некое подобие возвышения для чтения Торы, после чего Давид осторожно достал из кармана замотанный в целлофан пузырек с тушью и заточенное гусиное перо, и осторожно развернул свиток Торы.

– Все умеют читать на древнееврейском? – почему-то недовольно спросил он.

Окружающие согласно закивали, даже отец Николай, который не упражнялся в иврите со времен семинарии.

– Тогда читайте вот это, – Давид раздал всем, в том числе и Михаэлю, напечатанные на компьютере бумаги с ивритским текстом призвыания ангела. Одну такую бумагу взял и Михаэль, но встал не возле стола, а в дверях:

– Я буду читать отсюда, а если кто-то пойдет в зал, я предупрежу.

Воздух наполнился гудением молитв. Давид же, раскрыв свиток Торы, начал читать главу «Пинхас». Отец Никанор понятливо кивнул головой: в Каббале говорится, что у пророка Элиягу была душа ревнителя веры Пинхаса.

Прочтя положенный отрывок, Давид осторожно открыл пузырек с тушью, макнул туда «кульмус» – специальное перо, которым переписывают священные тексты, подождал, пока тушь покроет окончание пера гладким равномерным слоем…

… и одним штрихом соединил разорванную букву «вав»! При этом ничего не?????????… но, едва он отнял перо от пергамента, как будто сухая молния громыхнула в пещере праотцев. Михаэль резко развернулся, обводя зал дулом автомата, да так и застыл, увидев, как под потолком растекается прозрачное пламя, в центре которого формируется огненная человеческая фигура.

– Я здесь! – гулким голосом сказал пророк.

Давид сообразил, что в спешке он не сформулировал вопрос, который следует задать ангелу Сандалфону – а именно в его образе явился пророк Элиягу.

– Я получил обратно залог, – Элиягу не стал дожидаться, пока люди придут в себя (сам как-никак человеком был), поэтому заговорил первым. – Я пришел в этот мир, а через три дня здесь появится душа Машиаха.

– Так вот почему демон Андрас медлит, – пробормотал Давид тихо, но пророк его услышал.

– Андрас – этот тот, кого евреи в своих молитвах называют «царь-злодей Армилос», – сообщил Элиягу.

Монахи удивленно переглянулись, но Давид только еле заметно кивнул головой – дескать, потом объясню.

– Помочь себе можете только вы сами, – продолжал пророк размеренно, точно читал проповедь в синагоге. Говорил он, как с удивлением заметил про себя Давид, на современном иврите (потом греческие монахи сказали ему, что слышали речь Илья-пророка по-гречески, а Кероп – по-армянски). – А иначе зачем была написана известная вставка в молитвенник?

– Но что мы должны делать? – почти закричал Кероп.

Несколько секунд пророк молчал, потом честно сказал:

– Я не знаю.

И исчез.

Надо сказать, весьма вовремя, потому что в коридоре затопотали сапоги, и в зал ворвалась команда израильских саперов.

– Что вы здесь делаете? – закричал сеген (лейтенант), стоявший во главе команды.

– Скорее всего, ложный вызов, – сказал ему Михаель. – Я разрешил им остаться, тем более, что это иностранные туристы.

– А где подозрительный предмет? – сеген шарил цепким взглядом по залу в поисках предполагаемой бомбы.

– Я тут все осмотрел – никаких подозрительных предметов не обнаружено!

– Хм, – сапер был явно доволен таким поворотом событий, – вы, четверо, понимаете на иврите?

– Только я, – принял на себя удар Давид, – я с ними в качестве гида.

Чтобы подтвердить тезис о незнании иврита, монахи почему-то замычали, как глухонемые, и затрясли головами.

– А ну вон из пещеры! – распорядился сеген. – А вы, – это уже к солдатам, – еще раз проверьте тут все вокруг.

Быстро свернув свиток Торы и собрав свои вещи, делегация двинулась к выходу.

– Я их провожу! – крикнул Михаель саперам.

Уже у входа он спросил:

– Реб Давид, что-то серьезное случилось? Я такого никогда в жизни не видел!

– Ты много чего еще не видел, – многозначительно сказал Давид. – Никому не говори о том, что мы делали в пещере…

– Это понятно, – вставил Михаель.

– … я тебе потом все объясню.

Давид, не оборачиваясь, быстро пошел к машине, да так, что монахи едва за ним поспевали. Говорить никому не хотелось, и лишь когда сели в машину, Кероп легкомысленно сказал: