Майский что-то пробормотал и, сев за свой стол, на скорую руку сколоченный из сосновых досок, закурил. В контору заходили старатели, чинно усаживались на лавки, расставленные вдоль стен. Среди них Александр с удивлением увидел и того бородача, с которым говорил у костра темной сентябрьской ночью. «Коммунист? А я и не знал. Плохо еще знаешь своих людей, директор». Поднялся Каргаполов, снял фуражку, обвел взглядом собравшихся.

— Товарищи! На прииске очень тяжелое положение. — Дело в том, что в магазине нет муки, крупы, масла, ничего нет… Но это временно. Почему-то запоздал обоз с продовольствием. Навстречу ему высланы люди. В ближайшие день-два все уладится. Но сегодня многие не вышли на работу. Нашлись и такие, кто поговаривает о том, чтобы совсем уйти с прииска. Мы, коммунисты, не можем допустить этого. При любых условиях надо продолжать работу, — его голос звучал негромко, но уверенно.

На улице послышался шум, голоса людей. Дверь конторы распахнулась, и в комнату ввалилась большая группа старателей. Впереди шли двое дружинников.

— В чем дело, товарищи? — спросил Каргаполов.

— Обоз разграбили! — выкрикнул кто-то. — Бандиты напали.

В комнате стало тихо. Потом заговорили все сразу.

— Пусть рассказывают. Какие бандиты?

— Где обоз потеряли?

— Откуда тут бандитам взяться-то…

— Спокойно, товарищи. — Каргаполов вскочил на лавку. — Мы разберемся. Очередной смене предлагаю немедленно выйти на работу. По следам банды направится усиленный отряд. Они от нас не уйдут. Так, директор?

Майский твердо посмотрел в лица старателей.

— Он сказал правильно. Я сам поеду. И заверяю вас: прииск голодать будет недолго. Ну, а кто не верит… что ж, силой держать не станем. Пусть только знают: обратно их не возьмем. А придет еще и на нашу улицу праздник…

Одобрительный гул был ответом на эти слова, старатели согласно кивали головами. Прямо из конторы многие отправились на шахты. За ними потянулись и те, кто сидели дома.

— Вот как было дело, — закончил рассказ Майский. — Давай, Иван Тимофеевич, спасать, что уцелело. К утру надо вернуться в Новый. А с бандитами еще посчитаемся.

При свете факелов и костров на повозки грузили остатки продуктов. Старательно выбирали из земли крупу, соль, все, что можно было еще использовать. Потом перенесли на телеги убитых обозников, прикрыли брезентом.

…Через несколько дней из Зареченска под усиленной охраной прибыл на прииск второй обоз с хлебом и другими продуктами. Жизнь пошла обычным порядком.

Проводив первую партию переселенцев к таежной речке, Никита Плетнев на другой же день стал собираться в обратный путь. Майский и Каргаполов уговаривали охотника остаться, обещали найти подходящее занятие, но таежник отрицательно качал головой.

— Не могу, Александр Васильич, ей богу, не могу. Дела у меня есть. А за доброе слово — спасибо.

— Оставайся, Никита Гаврилыч, — снова заговорил Каргаполов, надеясь все же переубедить охотника. — Посмотришь, как теперь золото добывают. Скоро машины получим. Ты же старатель. Тебе самое место среди нас.

— Людей у нас не хватает, — поддержал Майский. — Прииск твой, Никита Гаврилыч, тебе и работать на нем, учить молодых.

— И будет нас два директора, — улыбнулся Плетнев. — Словом так: управлюсь с делами, тогда и навещу вас, посмотрю, как вы заживете на новом-то месте. А сейчас отпустите меня.

— Ну что ж, у каждого свои заботы, — Александр Васильевич встал. — Я пойду провожу тебя, Никита Гаврилович.

Плетнев распрощался с новыми друзьями, позвал Вьюгу и вместе с Майским пошел мимо лагерных палаток.

— Ты, Александр Васильич, смотри за ними, — говорил он директору, неодобрительно поглядывая на большие костры и беспорядочно порубленные деревья. — С огнем озоровать не позволяй, не ровен час, спалят тайгу-то. И деревья без особой надобности не переводили бы. Вырубить лес недолго, а расти ему многие годы.

— Будь спокоен, Никита Гаврилович. Порядок мы установим.

Пройдя с полверсты, Майский простился с охотником, еще раз взяв с него обещание навестить новый прииск.

Вернувшись к себе в жилище, Плетнев еще острее почувствовал свое одиночество. Мысли его все время были там, у таежной речки, где дымили костры, где люди строили новый прииск. «Иди туда, — словно нашептывал кто-то. — Ты показал, где золото лежит, теперь добывать помогай. Не жить теперь тебе одному. Не сможешь. Александр Васильич найдет подходящее дело. Брось ты свою берлогу, плюнь на нее…» Но бросить избу, поставленную своими руками, где столько прожил, не хватало решимости.

Однажды, бродя по тайге, Плетнев остановился у небольшого родника на отдых. Вода в яме была чистая и холодная как лед. Небольшая струйка сочилась в камнях и стекала в низину. Охотник нагнулся зачерпнуть воды и замер. Из глубины ямы на него смотрел человек с сивой, в мелких колечках бородой и такими же волосами на непокрытой голове. Худое, темное от загара лицо начинала опутывать сеть мелких морщин, старый рубец — след борьбы с медведем — выделялся, наискось пересекая лоб, и тянулся к левому уху, кудлатые брови прикрывали глаза. Долго Никита разглядывал в воде свое отражение. Осторожно и недоверчиво ощупывал лицо, словно оно было чужое, и тихо бормотал: