— Не знаю, Ферье. Это тайна только твоей памяти. Я вот тоже думаю, что интересней с тобой путешествовать, чем жить одинаково и только во сне пытаться что-то изменить. Так что если ты не против, я бы с удовольствием составила тебе компанию в поисках ответов.

В этот момент я ощутил, что привычное ощущение пустого одиночества куда-то отступает. Со мной был человек, который хотел быть рядом. И не почему-то, а просто так. Я понял, что мой путь теперь не бессмысленен.

— Ты знаешь, я буду очень рад иметь такую спутницу рядом. Вот только боюсь, тебе может надоесть постоянное движение с места на место, — осторожно ответил я.

— Фу, что за глупости? С другом все веселей. Ты будешь что-то рассказывать мне, а я тебе. А есть будем мороженное. На завтрак, обед и ужин, — с улыбкой ответила мне Хельга.

— Ну что ж мое дело предупредить. Да и одно мороженное много есть вредно, можно заболеть.

— Какое заболеть? Мы же во сне. Давай лучше показывай свой крутой поезд.

В этот момент, словно ожидая слов Хельги, послышался тяжелый перестук колес и из тумана, словно адский зверь вынырнул стальной монстр, испускавший струи раскалённого пара. Он оставался, все так же, огромен и пугающ. Хельга, раскрыв рот и забыв про мороженое в руке, завороженно наблюдала за прибытием поезда-левиафана.

— Вот это он здоровенный, — только и сказал она, когда он остановился возле нас.

Я взял её за руку и повел внутрь вагона. Все было привычно, кроме одного. Теперь я был не один. И чувствовал, что во мне крепнет твердая уверенность. Что я узнаю, всю правду. Ну а пока можно немного расслабиться, до следующего города.

В купе тихонько постучали, и открывшаяся дверь явила нам миловидную проводницу, принесшую чай. Я открыл рот и наблюдал, как она, улыбаясь, ставит поднос с чаем и каким-то печеньем на стол. Закончив свое дело, она так же аккуратно закрыла дверь. Ну а Хельга, ничуть не удивившись, накинулась на сладости и была такова. Я сидел, все еще пораженный такими изменениями. За окном медленно набирал ход, окружающий пейзаж и я, слушая жизнерадостное хрумканье моего нового друга, приготовился к первому шагу в нашем путешествии. Путешествие, в котором я надеялся смогу найти нужные мне ответы. Ну а пока, можно просто попить чаю. Что я и сделал, присоединившись к Хельге, уже заканчивающей уплетать печенье.

Мои звуки, словно дети. Их нужно родить, растить, ухаживать и воспитывать. Но после ты можешь гордиться ими, испытывать трепет, когда они проникают в сердце. Видеть, как тысячи людей ощущают, то, что чувствовал ты, создавая их. Мой талант часто пытаются купить. Предлагают баснословные деньги. Но я понимаю, что, продав себя, перестану быть творцом. А стану просто машиной по производству хитов. Тогда исчезнут те искры, что я вкладываю в каждую мелодию. Будет лишь пепел заставляющий танцевать.

Кофе, кофе… как мне не хватает тебя. Врачи, говорят, что нельзя. Но я ощущаю себя пустой ракушкой без черных пьянящих зерен. И вот опять выполняя священный для меня ритуал варки кофе, я начинаю насвистывать нового ребенка. Уже вижу, какой он будет. Светловолосый, с яркими зелеными глазами, непоседливый и смышленый. И, спустя несколько часов, когда на языке уже горчит от огромного количества выпитого кофе, передо мной лежит записанный инфо-куб с моим творением. Теперь отправить вирт-продюссеру и его искусственный интеллект выберет правильные пути распространения и интересующуюся моим искусством аудиторию. Я удовлетворенно откинулся на спинку гелевого кресла и утомленно прикрыл глаза. Резкая боль пронзила грудную клетку, нарастая как будто изнутри. Я попытался голосовым управлением вызвать экстренную помощь, но смог лишь прохрипеть что-то невнятное. В глазах темнело, и все тело покрылось липким холодным потом. Стало трудно дышать. И вот тогда я запаниковал. Вывалившись из уютного кокона гель-кресла я на четвереньках пытался добраться до домашнего кибер-дока. Но в этот момент, оглушающий гул буквально пригвоздил меня к полу, и я потерял сознание.

…

— Ты что не понимаешь, если не сделать операцию, то сердце может больше не выдержать. Работая на износ, и не соблюдая правила, которые тебе поставили врачи, ты себя губишь. И что за непонятная блажь, не хочется, видите ли, иметь в своем организме посторонние объекты. Ты что натур-фашист? — вещал Петр, мой лучший друг и по совместительству главврач больницы, в которой я лежал уже почти неделю.

— Если я изменю, что-то в своем теле, то музыка, создаваемая мною, уже не будет живой. Я стану одним из этих ваших новомодных И-композиторов. Набором схем и программ, при небольшом участии человеческого мозга, — пытаясь оставаться спокойным, ответил я.

— Да мы же не мозги тебе меняем, а сердце новое поставим. Я бы с удовольствием клонированное тебе поставил, но у тебя сосуды настолько изношены, что это будет как мертвому припарки. Давай ты еще лучше денек подумаешь, а потом поговорим?

— Я уже все решил. День ничего не даст. И вообще тебе пора меня уже выписывать.

— Чтобы ты через неделю опять к нам загремел. Да пойми же, для тебя стараюсь. Был бы ты обычным пациентом, подписал бы о согласии договор и прости, прощай. А ты друг мне, да и люди любят твою музыку, — продолжал уговаривать меня он.

Я промолчал.

— Да и черт с тобой! Делай что знаешь! — в сердцах бросил Петр и вышел за дверь.

…

Уже вторую неделю я жил в другом мире. Для меня не было окружающей реальности, лишь вселенная музыки. Я поистине создавал шедевр. Каждая нотка, каждый переход и кусочек мелодии были пропитаны ощущением страсти и желания жить. Симфония счастья и стремления дарить его другим, вот что рождалось под моими руками. Вкладывая всего себя, до последней частички в свое творение, я старался дать ему силу зажигать в людях искру. Бессонные ночи, песок в глазах и дрожащие руки были моими соседями во время создания композиции. Я не видел, что происходит вокруг и как мой телефон заливается несчетными звонками. Краткие перерывы на пищу и кофе, не могли забирать у меня бесценное время. Поэтому я так же их сократил. Я должен был успеть! Обязан оставить нечто великое и нужное! Но судьба распорядилась по-другому…