Ждать больше было нечего.

Студент, как и обещался, пришел утречком, где-то через час после того, как Снеткин открыл лавку.

– Ну, как тут моя Матильдочка поживает? – спросил он, поздоровавшись с Игнатом Ильичом.

– Все хорошо, – принудил себя улыбнуться бакалейщик. – Собачка оказалась спокойной и без проблем. Даже не тявкает.

– А я что говорил, – Ленчик, вполне уже вжившийся в роль студента, похоже, искренне обрадовался. – Королевская собачка!

– Да, королевская, – раздумчиво согласился Игнат Ильич. – Пожалуй, я готов ее у вас купить.

– Купить? – Ленчик округлил глаза, и они из пронзительно-голубых сделались небесно-голубыми и бездонными.

– Да, купить, – подтвердил лавочник. – Ведь вы же предлагали мне не далее как вчера купить ее за сто рублей.

– Да, – замялся Ленчик-студент, – предлагал, но…

– Что «но»? – насторожился бакалейщик.

– Вы же мне дали три рубля, и их мне, надеюсь, хватит, чтобы продержаться эти две недели, покуда мне не пришлют денег. А потом, – Ленчик немного виновато посмотрел на Снеткина, – я отдам вам деньги, а вы мне вернете Матильду.

– А если вам не пришлют денег? – спросил Игнат Ильич.

– Пришлют, – заверил его Ленчик.

– Ну а если? – продолжал тянуть на себя одеяло Снеткин.

– Тогда я останусь на бобах, – резюмировал предполагаемую ситуацию Ленчик-студент.

– Во-от, – удовлетворенно протянул Игнат Ильич. – Вы прождете две недели понапрасну, а мне эти две недели придется кормить Матильду…

– Я отдам вам вместо трех рублей пять, – твердо заверил его Ленчик.

– Конечно, отдадите, куда вы денетесь, – ухмыльнулся Снеткин. – Но это в том случае, ежели вам все же пришлют денег. А если не пришлют?

– Пришлю-у-ут, – не очень уверенно протянул Ленчик. – А зачем вам собака-то? Вы ведь ее даром брать не хотели?

– Привык я к ней как-то, – нисколько не смутившись, отвечал бакалейщик.

– Ну, если так… В руки она попала хорошие. Не знаю, как у меня там дальше сложится. Сколько же вы предлагаете за Матильду?

– Сто рублей, – быстро ответил Игнат Ильич. – И это не я предлагаю, а вы мне предлагали. Вчера. Помните?

– Вчера я был в совершенно отчаянном положении, – парировал Ленчик. – А сегодня…

– А сегодня у вас менее отчаянное положение, так?

– Совершенно верно, – согласился студент.

– И это благодаря мне, – ткнул себя кулаком в грудь Игнат Ильич. – Разве не так?

– Да, – после недолгого молчания согласился Ленчик. – Вы правы… Сто пятьдесят.

– Сто десять, и вы не возвращаете мне долг, – кинул встречное предложение Снеткин.

– Но Матильда стоит как минимум двести рублей, – не собирался просто так сдаваться студент.

– Не знаю, не уверен, – не согласился с ним бакалейщик.

– Моя матушка… – Ленчик сделал кислое лицо. – Она так любила Матильдочку… Сто сорок.

– Сто пятнадцать, – заявил в ответ Игнат Ильич.

– Хорошо, – Ленчик вздохнул и, как бы превозмогая себя, произнес: – Сто тридцать.

– Ладно. – Снеткин вздохнул и протянул руку студенту: – Сто двадцать. И вы не возвращаете долг.

Ленчик протянутую руку бакалейщика пожал, что означало полное принятие его условий. Игнат Ильич отсчитал мошеннику сто двадцать рублей, после чего тот, учтиво поблагодарив Снеткина, пошел к выходу.

– А вы не хотели бы попрощаться с Матильдой? – спросил Игнат Ильич студента уже в спину.

– Нет, – полуобернувшись, ответил Ленчик. И добавил убито: – Боюсь, я могу не выдержать этого расставания.

Махнув рукой, он шмыгнул носом и быстро вышел из лавки. А Игнат Ильич, потирая от предвкушения навара руки, стал дожидаться рыжего купца. Он дождался часа пополудни, но купец не шел. В два часа Снеткин стал волноваться. В три он уже не находил себе места. А к концу дня извелся вовсе.

Рыжий купец так и не пришел в тот день за собачкой. Как и во все последующие дни. А Матильдочка… Она так и стала проживать в семье Снеткина как его приобретение или каприз, и только он один знал, что каприз случая обошелся ему в сто двадцать три рубля, когда красная цена ему была от силы пятнадцать целковых.

В начале июня одна тысяча восемьсот восьмидесятого года от Рождества Христова, в точности на третий день после Троициной недели, в трактир на углу Гостинодворской и Большой Проломной зашли двое босяков в грязных робах. По всему было видно, что здесь они впервые. Неуверенно потоптавшись возле стойки, они прошли в заднюю половину трактира, что была поплоше, и спросили себе щей, гречневой каши и пару чая. Отобедав, долго шептались промеж себя, а затем, рассчитавшись с половым, подошли к стойке.