Шрифт:
Когда Хауден выходил из кабинета, министр уже говорил по телефону.
Глава 3
"Олдсмобиль” премьер-министра подкатил прямо к ожидавшему его самолету.
Навигационные огни “Вэнгарда” ритмично вспыхивали в кромешной тьме, вокруг самолета копошились облепившие его работники аэродромной команды, похожие в своих куртках с капюшонами на деловитых кротов. От фюзеляжа к аккумуляторной установке, готовой к запуску двигателей, тянулся толстый кабель.
Шофер распахнул дверцу автомобиля, и премьер-министр не спеша ступил на летное поле. У подножия грузовой рампы, придерживая у горла поднятый воротник пальто, его ждал на пронзительном ветру засыпаемый снегом Брайан Ричардсон. Без всякого вступления он выпалил:
– Старик только что примчался. Сидит в вашем салоне, ремень пристегнут, в руке виски с содовой. Хауден остановился.
– Так Стю вам рассказал? Ричардсон ответил кивком головы.
– Попробую его урезонить, – угрюмо проговорил Хауден. – Не знаю, что еще можно предпринять.
– А вам не приходило в голову сбросить его с самолета? – На лице Ричардсона мелькнула мрачная усмешка. – Тысяч с пяти футов, а?
Несмотря на подавленное состояние, Хауден не удержался от смеха.
– Тогда у нас на совести будут два мученика: один в Ванкувере, другой здесь.
Он начал подниматься в самолет, потом бросил через плечо:
– Кроме того, хуже сегодняшней новости ничего уже быть не может.
– Удачи, шеф! – прокричал Ричардсон, но налетевший ветер сорвал слова с его губ и унес в застуженное поле.
В одном из четырех глубоких кресел с откидывающимися спинками среди мягко освещенной роскоши небольшой гостиной отдельного салона для “особо важных лиц” премьер-министр увидел грузно осевшую невысокую фигуру генерала Несбитсона. Как и предсказывал Ричардсон, министр обороны держал в руке стакан с виски, который он при появлении Хаудена поставил на столик.
Снаружи донеслось нарастающее завывание оживших турбовинтовых двигателей.
За спиной Хаудена суетливо маячил стюард.
– Мне ничего не нужно, – сухо сказал ему через плечо премьер-министр. – Оставьте нас одних.
Он сбросил верхнюю одежду на одно из свободных кресел и сел напротив старого генерала. Один из светильников для чтения, заметил Хауден, был включен, и его свет бросал яркие блики на лысеющую голову и румяные щеки Несбитсона, словно направленная прямо в лицо арестанту лампа во время допроса. “Что ж, – мельком подумал Хауден, – может, это мне знак, как с ним держаться”.
– Полет предстоит недолгий, и у нас мало времени. Полагаю, вы должны объясниться, – повелительным тоном произнес он.
"Вэнгард” рулил по взлетной полосе и, судя по всему, уже набрал скорость. Задержки у них сегодня не будет. Хауден знал, что их рейс будет пользоваться преимущественным правом на всем протяжении воздушного коридора.
На миг старик покраснел, словно возмущенный тоном Хаудена, затем ответил с неожиданной твердостью:
– Я полагал, что вам все ясно без объяснений, премьер-министр. Я намерен подать в отставку в знак протеста против ваших планов. И все остальные тоже.
– По-моему, вы кое-что забыли, – холодно заметил Хауден. – Наш с вами договор. Здесь, в самолете, десять дней назад.
Старик смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляда.
– Мне стыдно об этом вспоминать. Нам обоим должно быть стыдно.
– Говорите только о себе! Меня не касайтесь. – вспыхнул Хауден. – Я пытаюсь спасти нашу страну! Вы и вам подобные ее уничтожите.
– Если вы хотите спасти Канаду, то зачем ее продаете? – в голосе генерала звучала какая-то новая сила.
Хаудену вспомнились слова Коустона: “Адриан стал другим человеком”. Да и чисто внешне он выглядел не таким дряхлым, даже вроде стал выше ростом, чем прежде.
– Если вы имеете в виду союзный акт, – возразил премьер-министр, – то мы получим больше, чем уступим.
– Распустим наши вооруженные силы, впустим этих янки без всяких ограничений, позволим им заправлять нашей внешней политикой – это вы называете выгодами?
Самолет на мгновение замер, затем рванулся, набирая скорость. За иллюминатором мелькнула и исчезла сливающаяся в светящуюся линию цепочка огней. Они взлетели, раздался глухой хлопок – пилот убрал шасси. Премьер-министр мысленно подсчитал – осталось двадцать минут полета, может быть, меньше. Всегда одно и то же – так мало времени.