Шрифт:
– Так, идем домой, – решительно открыл дверцу Володя. – Я припрятал бутылку коньяка, сейчас под рюмку ты мне все выложишь. Все!
7
Утром после душа Алла придирчиво изучала свое отражение в зеркале. Это изобретение не имеет жалости. Как и его изобретатель, который, подозревала она, ненавидел женщин, поэтому дал им в руки кусок горькой правды – зеркало. А правда в том, что, если б она не холила себя, стремясь к эталону и контролируя в зеркале успехи, Геной не завладела бы безумная идея срочно пожениться.
– Извращенец, – со слезой в голосе произнесла она, имея в виду Заварова, и громко крикнула: – Федор, я кому сказала? А ну, вставай!
Пришлепало чадо с закрытыми глазами и в трусах, Алла уступила ему ванную, ушла готовить завтрак. На уютной кухне она сделала многослойные бутерброды с мясом, сыром и салатом, как любит сын. По шуму в ванной догадалась, что чадо моет тело, слава богу, не пришлось заставлять. Как большинство мужчин, Федор не любил там задерживаться, пришел на кухню босой, оставляя мокрые потеки на полу, и сразу сунул бутерброд в рот. Стоя с торчащим изо рта бутербродом, сынок налил себе растворимого кофе, плеснул молока в чашку, расплескав и молоко и кофе, за что получил от мрачной в это утро матери замечание:
– Поаккуратней нельзя?
В ответ сыночек небрежно кивнул, дав понять: услышал, что равносильно одновременно и извинению, но не соизволил вытереть пол и столешницу. Для этого есть маня-ма-мам, которая сегодня не настроена поддерживать в доме порядок, потому не кинулась елозить тряпкой. Она пила нормальный кофе – смолотый в кофемолке и сваренный в турке.
Федор уселся на стул, пережевывая кусок и запивая его кофе, отхлебывал и глотал громко, как неандерталец, не имеющий понятия о нормах поведения за столом. Одновременно очистил яйцо и целиком отправил его в рот, не заботясь об эстетичности данного процесса, взялся чистить второе. Федька получился – загляденье, только облагородить его не удалось. Как не родной! Будто его в роддоме подменили. Однако внешне он похож на маму, ну и чуть-чуть на козла папу, который бросил их, испугавшись трудностей, когда родился сын. Второе яйцо залетело в рот, щеки отвратительно раздулись.
– Ты опять пришел за полночь, – упрекнула она его.
– Маня, – замычало чадо, беря третье яйцо, – я даже по всем западным меркам совершеннолетний.
– Вы до тридцати инфантилы, некоторые умудряются не взрослеть и позже. – И без перехода мать выпалила: – Заваров хочет, чтоб я вышла за него замуж.
Смазливая мордаха, груда бицепсов и отсутствие мозгов – это ее сын. Не стоило надеяться, что он предложит чисто мужской ход, который поможет красиво увильнуть от бракосочетания.
– Клево! – выразил он, как она и предполагала, восторг.
– Что клево-то?
Федор не почувствовал распада внутри матери, для этого нужно хоть немного обладать чуткостью, а у мускулов одни рефлексы. Отсюда он объяснил значение слова «клево» со свойственным современной молодежи рационализмом:
– Ты была его конкуренткой, а станешь женой. Клево!
– У тебя мания величия, если считаешь меня его конкуренткой. Значит, сынок, ты за то, чтоб мама сдалась Заварову в рабство. А если я не хочу?
Сынуля беспомощно заморгал красивыми и туповатыми глазенками с густыми ресницами, кажется, понял: маня-то недовольна. Много ли найдется деток, которые не забьются в приступе истерии, когда родитель решается на безответственный шаг и обзаводится второй половиной, чтоб остаток дней провести в идиллическом раю? Федя исключение. А беспомощность вызвана совершенно диким заявлением матери, которая посмела «не хотеть замуж».
– Маня, ты че? – протянул он. По мере того как сын складывал слова в короткие предложения, росло и его возмущение. – Это ж Заваров, ма! Он же сила! Не, ты че! Любая девчонка младше меня готова на все для него…
– Ради него, ты хотел сказать? – поправила она, усмехнувшись. Наверное, усмешка получилась горькой, Федя и этого не заметил. – Но я не девчонка.
– А я про что! Девчонки из-за него готовы ребра друг другу переломать, а ты – не хочу! Да тебе свезло, как… как не знаю кому. Маня, у него же бабла… Не, я не понял, ты отказала ему? Ему?!
– Ха-ха-ха-ха… – разразилась коротким, как предложения сына, хохотом мать. – М-да. Ты, сынок, не пропадешь, у тебя талант сводни. Но при этом имеешь один недостаток: разговариваешь, как жлоб. А ведь в институте типа учишься.
– Не обо мне сейчас речь!
– И о тебе, – грубо перебила его Алла. – Где шатаешься ночами? А с дочкой Заварова у тебя что? Для тех, кто не в курсе: она несовершеннолетняя.
Кажется, он намеревался нахамить матери и ждал лишь паузы, когда можно заявить во всеуслышание свои права. Детки сейчас смелые, независимые, так и зачесалась рука заехать по независимости ниже поясницы армейским ремнем. Феде тоже «свезло», потому что в прихожей раздался звонок. Иначе Алла, едва сынок открыл бы рот, заехала б ему по лбу – до того разозлилась. Встречать раннего гостя Федька не пошел – зачем, когда для этого есть маня?
Распахнув дверь, Алла попятилась – ее потеснило чудо-юдо. А как еще назвать персону, разрисованную и облаченную в абстрактном стиле? Одежда всех цветов радуги и производных оттенков свисала лохмотьями, перчатки без пальцев, наколенники, на тонкой шее болтался шарф из цветных полос, пирсинг, спутанные волосы, которые расчесывали (может быть) неделю назад, физиономия раскрашена… В общем, сплошной перформанс вошел!
– Драсьте, – поздоровалась Майка, после заорала, будто находилась в поле на расстоянии километра от объекта: – Фе-дя!.. Федь! Я пришла!