В подтверждение своих слов я могу продемонстрировать письмо - официальный бланк министерства, где черным по белому написано, что меня рады будут видеть в Берлине, на Беренштрассе, 43, в любой день между 20 июля и 5 августа, - однако я предпочитаю не спешить. Гестаповец с неохотой возвращает мне паспорт.

–  В порядке…

Поворачивается к фон Кольвицу.

–  А вы? Чего вы ждете?

Вопреки моим предположениям фон Кольвиц не делает попыток выйти в коридор. Очевидно, болгарский коммерсант, едущий в рейх по делам, связанным с интересами империи, не представляется ему человеком, от которого следует особенно таиться… Удостоверение в черной кожаной обложке и берлинский акцент… Интересно, в каком он звании и чем занимается в РСХА [1] ?

Три руки взлетают под козырек; четвертая протягивает документ владельцу. Ничего не скажешь, Гиммлер выучил немцев быть почтительными с представителями учреждения, расположенного на Принц-Альбрехтштрассе!

–  Счастливого пути, господа! Приятной поездки, оберфюрер! Поезд сейчас отойдет - задержка из-за проверки…

Вагон вздрагивает и начинает плыть. Точнее, плывет не он, а засыпанный дождем мир за окном: чугунные столбы, рифленый навес над перроном, белые эмалированные таблицы с надписями “Белград” и “Выход в город”.

Открываю саквояж и достаю бутылку “Плиски”. Самое время выпить за остающихся и путешествующих. По маленькой рюмочке. И спать.

С пестрой обложки детективного романа не меня смотрит черный зрак пистолета. Эту книгу мне предстоит читать до самого Берлина. Дома я бы и не прикоснулся к ней, ибо терпеть не могу сказок о благородных сыщиках. Но так уже мне суждено делать не то, что хочется, и подчиняться обстоятельствам. Недаром Мария считает меня самым покладистым человеком во всей Софии.

Фон Кольвиц делает вид, что игнорирует бутылку. Еще меньше его интересует роман, и все-таки я, словно бы случайно, заталкиваю книгу под подушку. До самого Берлина у меня не будет другой…

–  За счастливую дорогу?

Секундное колебание на лице фон Кольвица, и короткий корректный кивок. Молча чокаемся и пьем. Я - за благополучный отъезд из Белграда, а фон Кольвиц - не знаю уж за что, может быть, за здоровье обожаемого фюрера.

2. ИЮЛЬ. 1942. ЭКСПРЕСС СИМПЛОН-ВОСТОК, ПЕРЕГОН БЕЛГРАД-ТРИЕСТ

– Он был хорошим разведчиком, потому что не выделялся из толпы. У него была заурядная внешность. Помнится, он был среднего роста, но никаких особых примет я не могу назвать.

– Понятно. Как вы думаете, он не был похож на меня?

О.Пинто ,

Охотник за шпионами

Меня мутит. Меня ужасно мутит. Синий ночник ускользает от взгляда, из полумрака выплывают оранжевые обручи серсо, и я чувствую себя во власти морской болезни. Не надо было столько пить.

Никогда бы не подумал, что и фон Кольвиц способен набраться как губка. Под конец он был совершенно пьян и забыл о своем нордическом достоинстве. Проводник, прежде чем унести пустые бутылки и постелить белье, долго трудился, очищая коврик и поливая его сосновым экстрактом.

Фон Кольвиц опьянел столь неприлично быстро, что я вначале подумал, что это блеф, игра. После третьей дозы он сделался высокомерным и подозрительным. Пришлось показать письмо из министерства экономики и предложить тост за торговлю и промышленность. Следующую рюмку мы опрокинули за СС. Письмо лежало на диванчике фон Кольвица, и я боялся, что оно запачкается. Ладони у меня снова стали потеть.

Фон Кольвиц спросил:

–  Вы уже бывали в министерстве?

Я ответил:

–  Нет, - и стал ждать, о чем он еще спросит.

–  Чем вы торгуете - хлебом?

–  И табаком, и мясом… Чем придется.

–  А станками? Прокатом? Или, может быть, парашютным шелком?

–  Это шутка?

–  Нет, почему же… Просто хочу понять, что общего между вашим “Трапезондом” и министерством экономики, занимающимся исключительно промышленностью.

Он уже и раньше ставил мне ловушки. С самого начала. Зубцы капканов были неважно замаскированы, и мне доставляло удовольствие наблюдать, как, захлопываясь, они захватывают воздух. Любой мальчишка в Софии мог ответить на вопрос, где находится германское посольство и сколько в доме этажей. Моя контора была в трех шагах от него - каждое утро, сворачивая с улицы Патриарх Евтимий на улицу Граф Игнатиев, я имел счастье любоваться угловым особняком в стиле бельведер. Куда труднее было припомнить внешность его превосходительства посланника, но я припомнил, и капкан опять сработал вхолостую.

После этого, как мы прикончили “Плиску”, я отважился спросить фон Кольвица, едет ли он только до границы или мы окажемся попутчиками до самого Милана.

–  Я еду домой, - сказал фон Кольвиц.
– Маленький отпуск… Где вы остановитесь в Берлине?

–  Где удастся.

–  Если будут трудности, позвоните мне… Позвоните дежурному офицеру - семь-шестнадцать-сорок три, и он меня разыщет…

–  Вы так любезны! Еще вина?

–  За болгар! За союзников!

И вот на тебе: после такого тоста, после обещания помочь - вопрос о министерстве, на который я бессилен ответить.