Шрифт:
Снимаю шляпу и обмахиваюсь ею, как веером. Мне и в самом деле душно.
– Я могу сесть?
– Да, да, конечно!… Пеппо, подвинь стул господину.
Кладу шляпу на колени, прикрыв ею Э.Уоллеса. Кто знает, не захотят ли эти двое напоследок заинтересоваться книгой? В ней ничего нет ни в переплете, ни между страницами, но представители ОВРА могут не удовольствоваться поверхностным осмотром и растерзать обложку. “Не люблю растрепанные книги, - думаю я.
– Между прочим, мне никто не сказал, что на таможне в Триесте рентген. Надо запомнить…”
Коротая время, достаю сигареты. Предлагаю Беллини и Пеппо. Беллини с видом знатока смакует каждую затяжку. Натянуто улыбается.
– Не будьте в претензии, синьор Багрянов. Поверьте мне, Италия - самая гостеприимная из стран в Европе.
– В мире, - поправляет Пеппо.
В третий раз я слышу все те же слова о гостеприимстве. Неужели ими встретят меня в Швейцарии и Франции? И кто в итоге окажется самым гостеприимным - швейцарская БЮПО, полиция генерала Дарнана [5] или имперское гестапо?
– Чего мы ждем, синьоры?
– Ваш багаж.
– Он нужен вам?
– Нам? Нет, синьор.
– Тогда почему его несут сюда, а не в вагон?
Беллини тянется к телефону. Прижав трубку к уху и набирая номер, говорит:
– Я думал, вы захотите убедиться, что ничего не пропало.
– А могло пропасть?
– О что вы!
– И в трубку.
– Беллини… Закончили паковать? Хорошо. Тогда несите прямо в вагон.
Закончив разговор, Беллини встает… Я слушаю его извинения с видом посла на приеме у Бориса III Обмен рукопожатиями происходит под аккорды взаимных улыбок.
Пеппо сопровождает меня до перрона. Киваем друг другу и расстаемся - дай бог, если навсегда. Хотя инцидент и исчерпан, хотя Беллини ничего не записал в процессе разговора, я склонен полагать, что в Милане меня не обойдут вниманием.
У вагона нахожу Дину и Альберто. В руках у Дины бутылка “Виши”. Кажется, они и не подозревают о причине моего отсутствия; в противном случае Дина не была бы так заботлива. Альберто протягивает мне бумажный стаканчик. Вода теплая, но я пью с удовольствием.
4. ИЮЛЬ, 1942. МИЛАН-РИМ-МИЛАН
– Будем откровенны. Вы должны были этого ожидать. Я уверен, что вы знаете все и, как человек проницательный, вероятно, догадались, что и мне известно многое. Так какова наша позиция относительно друг друга?…
– Я не совсем вас понимаю… Мне не ясна ваша цель…
– То есть вы хотите сказать, с какой целью я навожу эти справки?
Р.Л.Стивенсон,
Потерпевшие
кораблекрушение
Интересно, что испытывает собака, потерявшая хозяина? Я нередко видел: бежит по улице пес с растерянной мордой, тыкается носом в углы… Двухдневные поездки; сопряженные с непрерывными и безуспешными поисками, заставили меня вспомнить об осиротевших собаках и проникнуться к ним сочувствием.
На миланском вокзале я распрощался с Вешалкой. Фон Кольвиц после триестинского испытания вновь проникся доверием и подтвердил желание поговорить со мной по телефону в Берлине. Я поблагодарил его, дав себе слово забыть и номер телефона, и сам факт существования оберфюрера СС.
Прежде, чем думать о Берлине, следовало добраться до Рима, и здесь мне помог Альберто. Короткого звонка в полицию - прямо из будки на вокзале - оказалось достаточным, чтобы через час я получил разрешение на недельное проживание в Милане и поездку в столицу. Альберто с шиком довез меня до квестуры на своем “фиате”, таком огромном и черном, что его можно было принять за катафалк.
– Не забывайте нас, - сказала Дина.
– Милан полон соблазнов, но лучшее, что в нем есть, - это друзья.
Адрес Дины я записал еще в вагоне. Альберто, сопя, протянул мне мягкую вялую лапу.
– Не обижайте малышку…
“Фиат” сверкнул отмытым лаком и умчался, а я, разделавшись с формальностями в квестуре, поплелся на вокзал, чтобы ехать в Рим.
…Визит в Вечный город оказался бесплодным… Выходя из швейцарского посольства, я пожалел, что отпустил такси, - весь разговор занял десять минут. Пока я ловил машину, чтобы вернуться на вокзал, подробности, всплывшие в памяти, отравляли душу, и Рим показался мне дурацким скопищем дворцов, ханжески подновленных церковных развалин и рваного белья, сохнувшего на веревках в переулках…