Шрифт:
– Дорогой супруг мой… – Плотина присела на походную кровать Траяна рядом с мужем.
Император уже продиктовал распоряжения на завтрашний день и теперь полулежал, потягивая из кубка вино с горячей водой.
– Говорят, это самая чистая вода, что удалось найти… – Траян сморщился и выплеснул разбавленное вино из кубка. – Фамедий. Налей-ка мне неразбавленного фалерна.
Хотя Фамедий и числился секретарем, все равно вечером он исполнял роль виночерпия.
– Чистая вода… – пробормотал император раздраженно, делая глоток. – Разве эта горькая жидкость может сравниться с той водой, что подают римские водопроводы в столицу? Или с водой из дакийских горных источников? Вот та вода была будто нектар… В Элизии покойные герои должны пить такую воду!
– Дорогой супруг мой… – проговорила Плотина. – Уже сейчас стоит невыносимая жара, а летом для нас с тобой, людей немолодых, станет смертельно жарко… Не знаю как ты, но я не выдержу здесь еще и нескольких дней.
Ее слегка трясло, а руки нервно теребили ткань шелковой столы. Траян приметил.
– У тебя лихорадка? Я кликну Гермогена…
– Нет, дорогой супруг мой… нет… – спешно покачала головой Плотина. Уложенные утром в сложную прическу, к вечеру волосы больше напоминали обвязанный вокруг головы валиком платок. – Я не больна…
Что еще она могла ответить? Она не смогла отговорить Траяна не начинать осаду. Теперь надо было убедить императора не упорствовать в своем безумном начинании. Прошлое лето они провели подле великих рек, воды Евфрата и Тигра смягчали жаркое дыхание пустыни. Но если сейчас, в конце апреля, уже нечем дышать, то что будет хотя бы через месяц? Тиресий в своих видениях видел нечто ужасное… И Плотина должна помешать трагическому пророчеству сбыться.
– Я возьму Хатру в три дня, это так же верно, как то, что по прибытии в Рим меня ожидает триумф, – заявил император.
– Наилучший принцепс… – Плотина вздохнула. – Ты на несколько лет оставил свою столицу и гражданские дела государства. И прежде провинции управлялись не всегда правильно, и не все наместники – люди достойные…
– Верно. Верно… – попытался уйти от неприятной темы Траян. – Ты не раз меня в том упрекала.
– Ты – наилучший принцепс. В Антиохии ты можешь получать донесения из провинций и отвечать на письма наместников, приказы твои доставлялись бы в надлежащее время, быстрее даже, нежели из Рима. Но здесь, стоя под стенами Хатры, ты даже не ведаешь, что творится в твоем государстве. И при этом ты – наилучший принцепс.
– К чему ты клонишь?
– Обещай мне, если ты в три дня не возьмешь этот город, то снимешь осаду, и мы вернемся в Сирию. Твое государство ждет тебя. Дай слово!
Плотина вдруг кинулась к нему, обняла.
– Дай слово, если ты не войдешь в три дня в этот город, то уйдешь в Сирию…
– Хорошо… хорошо… – хмыкнул Траян. – Я знаю, как ты соскучилась по своему красавцу Адриану.
– Марк! – возмутилась Плотина. – Клянусь Юноной. Что никогда…
– В три дня я возьму этот город, – перебил ее Траян. – Это так же верно, как то, что я – наилучший принцепс. Ну что ты, глупая… Неужели плачешь?
На другой день Траян, решивший во что бы то ни стало исполнить задуманное, сам подъехал к стенам во главе кавалерийского отряда. Надеясь на зоркость глаз, что видели вдаль по-прежнему хорошо, он решил высмотреть в обороне города слабое место. Императорские доспехи он не надел, да и плащ взял обычный. Но защитники города почти сразу опознали его по высокому росту и седым волосам, и туча стрел обрушилась на небольшой отряд. Стрела из катапульты [62] пронзила насквозь его адъютанта, жеребец под Траяном сделал свечку, а сам император упал на землю. Охрана, прикрывая императора щитами, унесла Траяна на руках. Он пролежал в палатке до вечера. Был в сознании, но не мог подняться. Ему давали неразбавленное вино с пряностями, и вскоре Траяну сделалось легче. На другой день он попытался сесть на коня. Но не смог – тело попросту отказалось повиноваться. Император в недоумении долго смотрел на своего скакуна. Новая попытка – и опять неудача. Так и не сев в седло, Траян вернулся к себе в палатку.
62
Во времена Траяна стрелометы назывались катапультами, а камнеметы – баллистами. Потом названия поменялись на противоположные, что зачастую вызывает путаницу и препятствует идентификации машин.
– Фамедий, – позвал он своего преданного слугу, в прошлом виночерпия. А ныне – секретаря. – Меня отравили, Фамедий…
В тот же день он еще трижды пытался сесть на коня, но всякий раз застывал в недоумении, потом шатался, Ликорма и Фамедий подхватывали его под руки и уводили назад в палатку. Вернулся отряд с оазиса и привез чистой воды – для Траяна ее согрели и дали с вином. Но не помогло. На другой день император даже не пытался встать. Посему не видел, как хатрийцы вновь устроили вылазку, опять облили часть машин нафтой и подожгли. Правда, немногим удалось вернуться в город – почти все они полегли, особенно много – под ударами разъяренного Малыша.
Да, многие полегли. Но кое-кто уцелел, они сумели захватить двоих фабров в плен и утащить в город.
А к следующему вечеру вдруг со стен полетели огненные снаряды – они летели так далеко, что достигали римских рубежей, и римлянам пришлось оставить осадный вал, возведенный вокруг Хатры. Сомневаться не приходилось – хатрийцы наконец починили машины Филона. Наверное, не один Илкауд в этот городе славился хитростью. Как и жестокостью. Приск старался не думать, что пришлось пережить двоим римским фабрам в их последние часы.