Калинина Наталья Анатольевна
Шрифт:
— Литературщина чистой воды. Вы бы прекрасно ужились в цивилизованном мире.
— Нет уж, хватит. Сыта по горло семейной жизнью. Так называемой благополучной семейной жизнью. Парализует каждый твой живой порыв, устремление, желание. Окутывает липкой паутиной спокойствия, благополучия. Во имя сытого вечера возле телевизора. Во имя болота, где царит благословенный Пушкиным покой.
— Выход? То есть альтернатива?
— Ты считаешь, ситуация безысходная?
— Ничего я не знаю. Я мечтаю стирать его носки, варить ему по утрам кофе, гладить его рубашки… Правда, с тобой пообщаешься, и пропадает вкус к жизни подобного рода. У меня было так в детстве, когда я попробовала на язык какие-то французские духи. Потом не могла отличить черный хлеб от шоколада.
— Мне хочется…
— Чего тебе хочется?
— Мне очень хочется…
— Ну чего, чего?
— Чтоб вечно длилось очарование любовью. Чтобы прикосновение друг к другу пронзало, как электрический разряд, как молния. Чтоб все было как в первый раз… Как первый поцелуй… Чтоб перед тем, как слиться воедино, испытывать этот девичий страх ожидания. — Анастасия встает и движется по комнате с закрытыми глазами. — Чтобы любовь была самым главным смыслом жизни. Чтоб…
— Очнись!
— Чтоб всегда спать обнявшись. Дышать только друг другом. Чтоб…
— Ты замолчишь или нет?
На пороге стоит никем не замеченная Лариса. У нее широко раскрыты глаза и пылают щеки.
— Чтоб никаких компромиссов. Чтоб торжествовал максимализм. Чтоб плоть и дух были едины…
Катя вскакивает, пытается зажать Анастасии рот, но та с силой ее отталкивает.
— Чтобы не бояться быть слишком поглощенными друг другом. Чтоб ни на кого и ни на что не оглядываться. Чтобы сто, нет, двести раз на день желать сказать друг другу: я тебя люблю, я тебя люблю, я тебя люблю…
Она натыкается на Ларису, вздрагивает, открывает глаза.
— Настенька, ты балдеешь?
— Балдею. А что, завидно?
— Завидно. Меня вот никакая балда не берет. Чего я только не перепробовала!
— И что ты пробовала?
— Ты только не ругайся. И колеса глотала, и курила, и…
— Что ты мелешь?!
— Я же предупредила тебя — не ругайся. Мне ведь тоже хочется счастье испытать.
— Но ведь это не бывает по заказу. Это не может быть искусственно. Это…
— Дар богов, да? Но боги нынче прижимистые на подарки. Это ты у нас избранница.
— Скорей подопытный кролик, — устало говорит Анастасия. — Выдержит — выживет, нет — выкинут на помойку и возьмут другого.
— Не надо, мамочка. Я так боюсь твоего цинизма. Ты только что…
— Я тут распустилась с вами: ем, сплю, бездельничаю, рассуждаю о высоких материях. Пора за работу садиться.
— Настек, я бы на его месте выпорола тебя хорошенько по мягкому месту. Он сам не знает, что теряет. — Катя в восхищении смотрит на нее.
— Хватит причитать. Он все знает. В наш век все это никому не нужно. Зачем обременять себя любовью, когда можно наглотаться колес, накуриться травки. Словом, балды напустить. По крайней мере, ни к чему не обязывает.
— Мама, ты не так меня поняла.
— Я тебя прекрасно поняла. Я себя не могу понять.
— Я люблю тебя, мама. Очень люблю.
— Ну, ну, не будем раскисать. — Анастасия чмокает мимоходом Ларису в щеку, подходит к палке, пытается сделать какие-то па. — Я похожа на Айседору Дункан? Наверное, танцевать на сцене — это прекрасно. Отдавать всю душу, тело музыке.
— Отдавать себя — самое естественное состояние женщины, — говорит Катя.
— Возможно. Только отдавая, всегда хочешь чего-то взамен.
Появляется Малаша. Она качается, словно пьяная. Все замолкают и смотрят на нее.
— Сашка утонул. Пьяный в дрезину был. С лодки свалился и… — Она матерится. — Ольга взбесилась — волосы на себе рвет, детей ремнем отлупила. Настя, хоть ты с ней поговори, что ли. Скажи ей, ненормальной…
— А вы что ей сказали? — Катя с любопытством смотрит на Малашу.
— Не я — дед сказал. «Слава Богу» — сказал. Оно же на самом деле слава Богу. У деда вырвалось.
— Бедная Оля. — Анастасия подходит к Малаше, обнимает, прижимается к ней всем телом.
— Сходи, сходи к ней. Хоть ты ее вразуми. Она на лодке сидит, а жена по берегу ходит. Сраму-то, сраму!
— Это все глупости и предрассудки, тетя Малаша.
Анастасия уходит, на ходу заплетая волосы в косу.
— Что же теперь будет, а? Черти понесли его на этот перемет. А тут баржа прошла, волны…
Катя забирается с ногами на кровать.
— Ужас какой, — шепчет она. — Его вытащили?
— Какой там… Это возле школы, а там такое течение. Водолаза из города вызвали. Да толку-то? Уж три часа прошло, как он нырнул.