Шрифт:
В сентябре лаборатория собралась на совет.
— Лучший из нас, — сказал Шеф, — поедет в колхоз.
Начались самоотводы. Мэнээс Фурин представил справку об аллергии на злаки. Лаборантка Штучкина собиралась ждать ребенка. Инженер Месальян стоял ночами в очереди на Достоевского. Стажер Монолитная боялась потерять жениха.
Шеф мрачнел, готовясь к волевому решению.
Неизвестно, кто первый предложил Симу. Реакция была бурной.
— Он ходят! — страстно восклицал Месальян.
— Он холостой! — твердила Монолитная.
— Не выронит орудие труда, — добавлял Фурин.
В понедельник, бабьим летом, институт провожал отряд на ниву.
Солнце плело паутину лучей. Играл оркестр. Говорились речи. Посланцы, по-хоккейному мужественные, сидели в автобусе с табличкой «Дети». Среди них сидел Сима. Провожающие бросили в небо чепчики и понесли автобус на тракт.
В колхозе городских жалели и берегли от физической работы. Сима вернулся в институт через месяц, поправившись на пуд.
В лаборатории его встретили счастливой материнской слезой и легким байрамом. Преобладали тосты за Симу и его вклад в дело прогресса. Крокодил неделю страдал головой.
Затем потянулись дни-близнецы. Аллигатора не беспокоили, не вживляли электроды, не делали рентген. Он чувствовал, всем наплевать на его феномен. В декабре, не выдержав, крокодил пошел к Шефу.
— Серафим, — мягко сказал Шеф, теребя пуговицу Симиного халата, — конец года — трудное время. Мы пишем отчеты. Потерпите, Серафим. Уже прибыл прибор из Японии…
В январе отдыхали после отчетов. В феврале выдавали замуж Монолитную. В марте умы были заняты хоккеем. В апреле стали мечтать об отпуске.
Сима уже не был похож на того жизнерадостного крокодила, что когда-то появился в институте. Он подолгу стоял у окна, глядя на улицу, равнодушно играл в пинг-понг с Месальяном и дважды огрызнулся на инспектора по кадрам.
В июне Сима твердо решил вернуться в зоопарк. Он в последний раз обошел этажи и мягко опустился на четыре лапы.
Сбежался весь институт. Его пробовали ставить вертикально, но крокодил не желал стоять.
— Таким образом, — сказал Шеф на семинаре, — исследования показали, что феномен аллигатора носил случайный характер.
Сима был возвращен в зоопарк, где прожил до глубокой старости. Иногда, темными ночами, он поднимался на задние лапы и ходил.
ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ
На двери было высечено: «Патентное бюро. Отдел вечных двигателей».
И ниже: «Прием проектов по понедельникам».
Перед дверью топтался неухоженный мужчина с папкой в руках. Мудрый Эйнштейн устало смотрел со стены на папку.
Был понедельник.
Мужчина помолился Эйнштейну и вошел.
Душепедов, начальник отдела, водил пером по бумаге, мечтая об отпуске. На столе лежало яблоко «антоновка». На него смотрел и чего-то ждал портрет великого Ньютона.
— Грыжов я, Паша Павлович, — сказал мужчина.
— Перпетуум? — спросил начальник, жалея себя.
— Он, — тихо подтвердил гость.
— Образование?
— Незаконченное, — сказал Грыжов, — среднее.
Душепедов тоскливо заерзал.
По понедельникам в историю лезут жадно и грубо. В стороне от Науки лежит топкое бездорожье. Честолюбивые самородки несутся туда в поисках заветного двигателя. И увязают.
— Давайте вашу мысль!
Грыжов торопливо развязывал тесемки, волнуясь, как школьник.
— Я сам! — сказал Душепедов. Он открыл папку и сделал вид, что читает.
Было тихо, как в Троянском коне. За дверью вздыхал посетитель с проектом треугольных колес.
Душепедов очнулся.
— Приходите через две недели!
Яблоко «антоновка» упало на пол. Ньютон на портрете удовлетворенно прошептал что-то. Паша Павлович уходил, волоча по паркету развязавшиеся шнурки.
Консультант Парамонов, один из лучших специалистов, рецензировал проект Грыжова. Парамонов не обнаружил ошибку сразу. Он не нашел ее и через день.
После трехсуточной погони за дикими мыслями Грыжова он сдался.
— Увольняйте, — сказал осунувшийся консультант, — но это перпетуум, которого не может быть.