Шрифт:
Он не доверял «большевичку», думая, что тот намерен уничтожить казачество, послав его на передовые линии.
Вернувшись домой, Краснов набросал проект соглашения, в котором обосновал, почему казаки должны быть самостоятельны, и сказал о совместной работе с «большевиками» (власовцами). Переговоры продолжились.
22 марта 1945 года в 22 часа 15 минут в передаче по радио Комитета освобождения народов России сообщалось, что Кубанский войсковой атаман генерального штаба генерал-майор Науменко отдал приказ о включении Кубанского казачьего войска в ряды освободительного движения народов России под водительством Главнокомандующего Вооруженными силами Освободительной армии генерал-лейтенанта Власова.
На следующий день начальник Главного управления казачьих войск генерал от кавалерии Краснов подписал свой приказ за № 12, в котором осудил Науменко за его своеволие в отношении подчинения Власову. В частности, Краснов писал: «Наша сила — в единстве. Не уходом из своих частей в какие-то иные части, не прислушиванием к заманчивым словам лиц, не заслуживших кровью и борьбой права распоряжаться казаками, но твердой дисциплиной, полным повиновением своим боевым начальникам и указаниям моим, как начальника Главного управления казачьих войск, вы, казаки, достигнете этого единства, а с ним вместе и подлинного признания ваших прав на землю и самобытное существование. Мы со своего казачьего пути не сойдем, но пойдем по нему вместе с германской армией, генерал-лейтенантом А.А. Власовым…»
Даже весной 45-го генерал Краснов оставался наиболее решительным и влиятельным противником объединения с РОА. В своей политической концепции П.Н. Краснов писал:
«Во власовское движение не следует вмешиваться: если окажется, что власовцы абсолютно преданные союзники гитлеровской Германии, тогда можно будет говорить о союзе с ними. А пока расчет только на вооруженные силы немцев».
И Краснов ничуть не ошибался. Как и многие другие, Власов прекрасно понимал, что наступление Красной армии остановить было уже невозможно. Поэтому он говорил одно, а делал совершенно другое. Например, осенью 1944 года Андрей Андреевич утверждал: «Признавая независимость каждого народа, национал-социализм представляет всем народам Европы возможность по-своему строить собственную жизнь. Для этого каждый народ нуждается в жизненном пространстве.
Обладание им Гитлер считает основным правом каждого народа. Поэтому оккупация русской территории немецкими войсками не направлена к уничтожению русских, а наоборот — победа над Сталиным возвратит русским их отечество в рамках семьи Новой Европы».
В то же время Власов и его «армия» смотрели в сторону Запада. По свидетельству Ю.С. Жеребкова, в январе 1945 года Власов начал переговоры с министерством иностранных дел, оберфюрером СС Крэгером, чтобы получить разрешение на непосредственные переговоры КОНРа с Международным Красным Крестом о защите интересов русских добровольцев, попавших в плен к западным союзникам. К тому же имелся обоснованный страх быть выданным Советам.
Эти переговоры были не чем иным, как прощупыванием почвы на ближайшее будущее. Нужно было спасать свою шкуру, и именно с этой целью велась переписка с Женевой и переговоры через Жеребкова с представительством Международного Красного Креста в Берлине.
Юрий Жеребков числился у Власова начальником управления внешних сношений Комитета освобождения народов России. Русский эмигрант, он лучше других знал, как нужно действовать.
В конце января 1945 года Жеребков встретился в Берлине с журналистом из Швейцарии Георгием Брюшвейлером, родившимся в Москве, который очень просил представить его Власову. До посещения Власова Жеребков имел с ним конфиденциальный разговор и получил от него обещание помочь Освободительному движению. По возвращении в Швейцарию он должен был, при посредстве своих крупных связей, переправить англо-американскому Главному командованию меморандум о «движении» и, кроме того, подготовить почву для непосредственного контакта КОНРа с западными союзниками.
На приеме у Власова Брюшвейлер обещал поместить ряд статей в «Нойе Цюрихер Цайтунг», правильно освещающих Освободительное движение. В первых числах февраля журналист с полученным от Власова материалом выехал в Швейцарию. Но публикации статей власовцы так и не увидели.
В марте 1945 года Жеребкову удалось отправить два письма: одно — Густаву Нобелю, которое он вручил шведскому военному атташе в Берлине полковнику Данфельду, и второе — генералу графу Ф.М. Нироду через испанского дипломата, летевшего в Мадрид.
В конце месяца в Праге Жеребков вел переговоры о предполагавшемся съезде русских ученых. Там он встретился с профессором Вышеславцевым, у которого были хорошие связи в швейцарских научных и политических кругах. Он дал согласие, используя связи, помочь Освободительному движению. Инструкции профессор получил лично от Власова при встрече в Карлсбаде.
В апреле Международный Красный Крест дал ответ на письменное обращение КОНРа. Он выглядел примерно так: по получении письменного обращения КОНРа М.К.К. предпринял все нужные шаги перед англо-американскими правительствами. Однако ввиду деликатности и сложности положения КОНРа, благодаря его сотрудничеству с Германией, защита интересов добровольцев, попавших в плен к западным союзникам, очень нелегка.
В это же время высказывалась иллюзорная надежда, что именно Власов каким-то образом может изменить катастрофическое положение Германии. По свидетельству Жеребкова, многие политические и военные руководители считали, что «с помощью Власова и Русского освободительного движения, как экспонентов в борьбе против большевизма и Сталина, Германия сможет сговориться с союзниками и совместно продолжать войну против Советского Союза». Более того, «идея возможного сговора с англо-американцами при использовании имени Власова была руководящей нитью всех последних германских решений и действий, связанных с Освободительным движением».