– Сначала убейте меня! – кричал Миро. – Вам же по душе убивать! Так убейте меня! Так же, как они убили Квима! Убейте меня сначала!

– Мы не убьем тебя! – откликнулся один из факельщиков. – Но эти деревья умрут. И свинксы вместе с ними, раз у них не хватило мозгов вовремя удрать.

– Сначала я! – ответил Миро. – Они – мои братья! Сначала убейте меня!

Он говорил как можно громче, стараясь четко произносить слова, чтобы его понимали все. Толпу все еще обуревал гнев. По крайней мере некоторые из присутствующих по-прежнему жаждали крови. Однако многие уже устали от убийств и устыдились содеянного, сердцем уже осознав, что этой ночью они совершили ужасное деяние, вверив души воле толпы. Грего снова нащупал потерянную было связь с остальными и понял, что исход еще не очевиден: те, кто до сих пор ощущал жар гнева, могли запалить последний погребальный костер этой ночью, но могла победить и другая часть – те, чьи души уже поддались стыду и сожалению.

И Грего воспользовался последней подвернувшейся возможностью, чтобы хоть частично очиститься от греха. Не выпуская Нимбо, он шагнул вперед.

– И меня вместе с ним! – крикнул он. – Убейте и меня тоже, прежде чем поднимете руку на этих братьев и эти деревья!

– С дороги, Грего! Ты и калека, пошли прочь!

– Чем же вы будете отличаться от Воителя, если убьете этих малышей?

Грего встал рядом с Миро.

– Прочь с дороги! Сожжем деревья – и дело с концом! – В голосе уверенности явно убыло.

– Позади вас пылает пожар, – сказал Грего. – Слишком многие сегодня погибли – как люди, так и пеквениньос. – Голос его был хриплым, ему не хватало дыхания, легкие ел дым, которым он надышался в лесу, но он еще мог говорить. – Лес, который убил Квима, находится во многих днях пути отсюда, и Воитель по-прежнему себе растет. Сегодня ночью здесь вершилась несправедливость. Мы повинны в убийстве.

– Свинксы везде одинаковы!

– Неужели? А если бы с вами случилось то же самое? – Грего подошел к одному мужчине, лицо которого выражало усталость и явное нежелание продолжать расправу, и обратился к нему, указывая пальцем в сторону заводилы: – Вот ты! Ты хотел бы быть наказанным за то, что совершил он?

– Нет, – пробормотал мужчина.

– Если бы он убил кого-нибудь, тебе бы показалось справедливым, когда другой человек пришел бы к тебе домой и убил в отместку твою жену и детей?

На этот раз откликнулось сразу несколько голосов:

– Нет.

– Почему же? Ведь люди везде одинаковы?

– Я детей не убивал, – угрюмо заявил заводила.

Теперь он уже защищался. И местоимение «мы» исчезло из его речи. Он говорил сам за себя, он остался в одиночестве. Толпа редела, быстро разваливаясь на группки.

– Мы сожгли материнское дерево, – сказал Грего.

За его спиной раздалось жалобное всхлипывание, кто-то из свинксов завыл протяжным, высоким голосом. Для братьев и выживших жен слова Грего послужили подтверждением самых худших страхов. Дерево-мать было сожжено.

– То гигантское дерево посреди леса – внутри его находились все их дети. Все. Этот лес не причинил нам никакого вреда, а мы пришли и убили их детей.

К Грего присоединился Миро, положив ему на плечо руку. Оперся ли на него Миро? Или, наоборот, помогает удержаться на ногах?

– Все, – устало обратился Миро к толпе, – расходитесь по домам.

– Может быть, попробуем потушить пожар? – предложил Грего.

Но было поздно – пламя охватило лес.

– Идите домой, – снова повторил Миро. – За изгородь никому ни ногой.

Но остатки гнева все еще давали о себе знать.

– А кто ты такой, чтобы приказывать нам?

– За изгородь не выходите, – сказал Миро. – Помощь к пеквениньос уже идет. Теперь другие будут охранять и защищать их.

– И кто же? Полиция?

Кое-кто горько рассмеялся, ведь многие из них либо сами были членами полицейской дружины, либо видели полисменов среди участников поджога.

– Так, а вот и помощь, – тихо промолвил Миро.

Послышался низкий гул, сначала отдаленный, еле пробивающийся сквозь рев пламени, но он все нарастал и нарастал, пока наконец из-за холма не вынырнуло пять флайеров. Скользя над самой травой, они сделали несколько кругов над толпой, черной тенью пролетая на фоне горящего леса и отбрасывая яркие блики. Покружив таким образом пару минут, машины приземлились, почти утонув в высокой траве. Только тогда люди различили какие-то темные формы – по шесть силуэтов спрыгнули с каждой летающей платформы. То, что толпа приняла за отливающую металлом выпуклость корпуса флайера, оказалось на деле вовсе не корпусом, а живыми существами, не такими высокими, как человек, но и не таким низенькими, как пеквениньос, с большими головами и фасеточными глазами. Существа не предпринимали никаких угрожающих действий, они просто выстроились в шеренгу, каждая команда перед своим флайером, но и этого было достаточно. Одного вида их хватило, чтобы пробудить в людях воспоминания о древних кошмарах и жутких былинах.

– Deus nos perdoe! – закричал кое-кто. «Боже, спаси и сохрани нас!»

Они, видимо, сочли, что кара настигнет их тотчас же.

– Расходитесь по домам, – спокойно приказал Миро. – Не выходите за пределы изгороди.

– Кто это? – как бы у всех разом спросил детский голосок Нимбо.

Повсюду зашептались:

– Дьяволы.

– Карающие ангелы.

– Смерть.

И наконец прозвучал верный ответ, слетевший с губ Грего, потому что он-то знал, кто это, хоть это и было невероятно.