Эндер не нашелся что ответить. Ему пришлось признать, что к пеквениньос он относился как к детям, нуждающимся в защите. Зачем излишне беспокоить «детей»? Он никогда не понимал, что пеквениньос и сами способны заметить угрожающую им опасность.

– И если наш разум действительно пошел от десколады, а вы вдруг найдете способ уничтожить ее, чем тогда станем мы? – Сеятель обвел их взглядом триумфатора, как бы торжествуя в одержанной горькой победе. – Снова превратимся в древесных крыс, – ответил он сам себе.

– Ты уже второй раз используешь это определение, – сказал Эндер. – При чем здесь древесные крысы?

– Так обзывали нас люди, – произнес Сеятель, – которые убили дерево-мать.

– Такого животного не существует, – объяснила Валентина.

– Знаю, – кивнул Сеятель. – Грего уже сказал мне. «Древесная крыса» – так называют иногда белок. Он показал мне голографическое изображение одного такого зверька, когда я заходил к нему в тюрьму.

– Ты ходил навестить Грего? – Эла пришла в настоящий ужас.

– Я должен был узнать, почему он хотел всех нас убить и почему потом пытался спасти, – просто ответил Сеятель.

– Вот оно! – торжествующе воскликнула Валентина. – Ты же не утверждаешь, что когда Грего и Миро встали той ночью на пути у разъяренной толпы и спасли Человека и Корнероя, – ты же не можешь сказать, что они совершили это просто потому, что так приказали им гены!

– А я никогда и не утверждал, что действия человека не несут в себе смысла, – сказал Сеятель. – Это ты пыталась успокоить меня. Нам известно, что среди вас, людей, есть настоящие герои. Мы же, пеквениньос, верой и правдой служим сидящему внутри вирусу.

– Ничего подобного, – ответил Эндер. – Среди пеквениньос тоже есть герои. Корнерой и Человек, к примеру.

– Герои? – переспросил Сеятель. – Они вели себя так, чтобы превратиться в то, что представляют собой сейчас, – чтобы завоевать честь стать деревом-отцом. Ими двигало желание воспроизводства. Может быть, в ваших глазах, в глазах людей, которые умирают раз и навсегда, они действительно выглядят героями, но на самом деле, умерев, они зажили настоящей, полнокровной жизнью. Никакого жертвоприношения здесь нет.

– Тогда весь твой лес повел себя героически, – снова заговорила Эла. – Вы сумели отбросить предрассудки и заключили с нами мирный договор, а ведь он требовал в корне переменить некоторые древние устои вашего общества.

– Нам нужны знания, машины и то могущество, каким обладаете вы, люди. Мы подписали договор, в котором пообещали не убивать, а вы в ответ принялись обучать нас. Такого мы бы не узнали и за тысячу лет развития – что же здесь героического?

– Ты, по-моему, вообще не хочешь слышать никаких разумных доводов, – рассердилась Валентина.

Сеятель, не обратив на ее высказывание ровно никакого внимания, продолжал:

– Единственными героями во всей этой истории стали Пипо и Либо, люди, которые вели себя мужественно, несмотря на то что догадывались о грозящей смерти. Вот они высвободились из-под власти генетического наследства. Да ни один свинкс не способен на такое.

Эндеру причинило боль презрение, прозвучавшее в голосе Сеятеля, когда он обозвал свой народ и себя самого словом «свинксы». В последние годы этот термин несколько поменял окраску, в нем уже не сквозили дружелюбие и любовь, как во времена, когда Эндер впервые спустился на Лузитанию; теперь это название несло презрительный оттенок, и люди, работающие с пеквениньос, предпочитали именовать их португальским вариантом этого слова. Какая же ненависть накопилась в Сеятеле, если сегодня он дал капле ее прорваться наружу!

– Деревья-братья отдают вам жизнь, – возразила Эла.

Сеятель лишь презрительно поморщился:

– Деревья-братья даже не живут толком, не то что деревья-отцы. Они не могут говорить. Они всего лишь повинуются. Мы говорим им, что делать, и у них не остается выбора. Инструменты – какое тут геройство?

– Так ты можешь вообще все что угодно извратить, – гневно ответила Валентина. – Любого, кто принесет себя в жертву своему народу, ты можешь обозвать притворщиком. Просто ему это пришлось по душе, вот он и пожертвовал собой, так что это вовсе не геройство, а еще одно проявление эгоизма.

Внезапно Сеятель подлетел на стуле и свалился на пол. Эндер уже приготовился к повторению предыдущей сцены, но пеквениньо не стал носиться по комнате. Вместо этого он подошел к сидящей в кресле Эле и положил руки ей на колени.

– Я знаю, как доказать, что среди нас есть настоящие герои, – сказал Сеятель. – Я знаю, как воспротивиться десколаде. Как отвергнуть ее, возненавидеть, вступить с ней в бой и помочь уничтожить.

– Я тоже знаю, – пожала плечами Эла.

– Научный опыт, – предложил Сеятель.