В связи со всем вышесказанным мне вдруг подумалось: а что я здесь делаю? Зачем я приехал сюда? Отдохнуть? Пообщаться с друзьями? Потому что не знал, чем заняться, и у меня не нашлось других дел? Или я все-таки надеялся что-то найти? Пусть бессознательно, пусть безотчетно, и все же. Не Святой Грааль, нет. Но хотя бы мой яичныйСвятой Грааль. (Еще знать бы, что это такое.)

И тут мне вспомнилась одна фраза Дженни, которую она сказала в тот день, когда мы познакомились. Она сказала: «Ренн-ле-Шато придает ускорение карме». Однако я был не очень уверен, что моя карма готова к тому, чтобы ей придали ускорение.

Май закончился, начался июнь, и я стал замечать, что атмосфера в Ренн-ле-Шато разительно переменилась. Когда мы только приехали (всего-то неделю назад), там было спокойно и тихо. Конечно, туристы присутствовали. Но они появлялись на пару часов, посещали музей и церковь, забегали в книжный магазинчик, обедали у Жан-Люка или в «Синем яблоке», после чего благополучно отбывали восвояси. Но с наступлением лета деревня вдруг словно проснулась от долгой спячки, и многие новые лица были не просто туристами, а туристами, что называется, со смыслом. Они приезжали не в легковушках, взятых на прокат, а в солидных домах-автоприцепах. Это были охотники за сокровищами. При лопатах и прочем инструментарии – все, как положено.

За исключением легендарного Крота, никто из приезжих не пытался производить раскопки на территории Ренн-ле-Шато (во всяком случае, не в открытую – все знали, что означает «Les Fouilles sont Interdites»), но в окрестностях было немало других интересных мест. Куда ни сунься, везде сплошные укромные уголки, потайные пещеры, таинственные расщелины – иными словами, тысячи и тысячи естественных тайников, где можно надежно припрятать золото, драгоценные камни или что там еще, не говоря уже о тайниках рукотворных – любая яма, прикрытая слоем земли, могла оказаться золотоносной.

Охотники за сокровищами не тратили время на осмотр местных достопримечательностей: церкви, кладбища и музея. Они там уже побывали, и все присмотрели, и прикупили себе футболки (15 евро в сувенирном киоске, три разных рисунка в ассортименте, размеры S, M, L и ХЬ), но все равно «зависали» в деревне. Похоже, что все они знали друг друга уже давно – собирались большими компаниями, курили, смеялись и говорили о чем-то своем. Они сразу же выделялись среди обыкновенных туристов: загорелые, вечно растрепанные, с горящими глазами и обветренной кожей, вся одежда заляпана грязью. В основном это были французы, но попадались также англичане, испанцы и итальянцы. По отношению друг к другу (да и ко всем остальным) они вели себя вежливо и дружелюбно, но напряжение все равно чувствовалось. Что-то было такое у них в глазах… Сперва я подумал, что это жажда: жажда денег, жажда богатства. Но потом понял, что дело не в этом. Люди, которые всерьез жаждут денег, не ищут сокровища с лопатой в руке. Шансы слишком малы.

Мы разговорились с одной супружеской парой, и они сказали, что приезжают в Ренн-ле-Шато по пять раз в год – «а иногда даже чаще» – начиная с 1980 года. Они живут в Труа, примерно в четырехстах милях от Парижа.

– Это место, оно как магнит, – заявили они. – Стоит один раз приехать, и все. Больше уже не отпустит.

Скэбис спросил, удалось ли им что-то найти за их сотню с чем-то поездок в Ренн в течение последних двадцати пяти лет.

– Ничего, – был ответ.

В другой раз, когда мы сидели в «Синем яблоке» с Аленом Фера и тамплиером Тони, в ресторан вошел крупный мужчина с сучковатой палкой наподобие посоха древних пилигримов. Они явно были знакомы с Аленом, и Пилигрим без церемоний подсел к нам за столик и тут же включился в разговор. Он был французом и не говорил по-английски, хотя это было не важно – нас он как будто бы и не заметил. Едва усевшись за столик, он повернулся к нам спиной и заговорил с Аленом причем его голос звучал возбужденно и даже как-то надрывно. – Он говорит Алену, – перевел нам со Скэбисом Бельи, – что нашел какое-то древнее захоронение на горе Бланшфор говорит, что искал его не один год. Наверное, поэтому он такой возбужденный. И даже как будто слегка не в себе. Так, погодите. Теперь он говорит, что есть одна небольшая проблема. Могила затоплена. Вся залита водой.

– Надо будет откачивать воду, – сказал Пилигрим.

– И как ты себе это мыслишь? – спросил Тони. – На Бланшфор не поднимешь электронасос. То есть насос, может быть, и поднимешь. Но кнему нужен еще генератор.

– Буду откачивать вручную. – Пилигрим сжал руку в кулак и изобразил движение рычага. – Дня три займет, может, больше. Но оно того стоит. Это точно то самое место.

Ален кивнул и пожелал ему удачи.

– Я знаю эту могилу, о которой он говорил, – сказал нам Ален, когда Пилигрим ушел. – Ее уже находили раз пятьдесят. Каждый раз, когда ее кто-то находит, она вся залита водой. Воду откачивают вручную, как раз дня за три, но там нет никаких сокровищ. А потом, когда ее снова находят, она снова залита водой. Но если сказать человеку, что там нет сокровищ, он мне? поверит? Угадайте с трех раз.

Мы виделись в Аленом Фера почти каждый день. Когда бы мы ни приезжали в Ренн, с утра пораньше или ближе к вечеру, мы обязательно с ним встречались. Видимо, это была компенсация за первые дни, когда мы уже начали задаваться вопросом; а существует ли Ален Фера в действительности? Зато теперь у нас складывалось впечатление, что он целыми днями гуляет по Ренн-ле-Шато, дожидаясь, когда мы приедем.

Иногда Ален устраивал нам импровизированные экскурсии по церкви и кладбищу. Иногда мы просто сидели в «Яблоке», «или вино и беседовали. Часто нам приходилось обращаться за помощью к Бельи (я даже не знаю, что бы мы делали без егопереводческих талантов), хотя при всякой удобной возможности Ален старался общаться с нами по-английски. Иной раз я сам выдавал ему несколько фраз на французском – в плане укрепления культурных связей между странами объединенной Европы, – и Бельи неизменно пересказывал их Алену, чтобы он все-таки понял, что я пытался сказать.