Зеленко Вера Викторовна
Шрифт:
— Полинка, привет! — деланно радостным тоном выдохнула она в трубку.
— Привет! А кто это! — недоуменно прозвучал голос на другом конце провода.
— Не узнаешь свою школьную подругу? А еще клялась в вечной дружбе когда-то под каштанами.
— Ленка! Неужели ты?! И снизошла до своей скромной школьной подруги? Ты, которая на Олимпе?
— Я о тебе всегда помню. И люблю. Ты мой последний надежный оплот. Но я к твоей маме.
— Леночка, заходи! — вечером того же дня Олимпиада Ивановна сама открыла дверь. — Как давно мы не принимали тебя в своем скромном жилище. — Олимпиада Ивановна была по-прежнему приветлива, по-прежнему радовалась гостям. Редкий дар по теперешним временам.
Елена огляделась. Старая мебель, выцветшие обои, книги школьных времен. Что-то милое и родное. Как встреча с детством. Она обняла Полину, затем необъятную Олимпиаду. Так и живут вдвоем. Будто время остановилось. Похоже, им никто не нужен. Наверно, иногда Олимпиада все же отпускает дочь к любимому мужчине на ночь. Если звезды, конечно, не возражают.
— Боже мой! Я только сейчас поняла, как я скучаю по вашему дому.
— Ну, давай, рассказывай, как живешь, — начала Полина, пока мать засуетилась вокруг чайного столика.
— Разве это жизнь? — отмахнулась Лена.
— Ну, если это не жизнь, то что же тогда жизнь? Небось, каждый день новый поклонник провожает! — с завистью проговорила подруга.
— В том-то и беда, что каждый день новый, — поморщилась гостья.
— Так ты придержи какого-нибудь, — со смешком посоветовала Полина.
— Не держатся. Кто нормальный — я говорю о зрителях — может сойти с ума настолько, чтобы сблизиться с актрисой — с непредсказуемой и взбалмошной бабой?
— Так сойдись со своим, с театральным, — резонно заметила подруга.
— Тут все гораздо сложнее. В театре все ходят словно по кругу. Случается, старые партнеры встречаются вновь.
— Ты рассказываешь какие-то страсти, — подмигнув, проговорила Полина.
— А то!
— Ленка, но ведь ты на сцене! Красивая. В шелках. Фигурка у тебя точеная. И ты несешь людям свет.
— Ах, Полина, оставь. Это все бред. Порой я думаю, что вовсе не свет им нужен. А моя… — она стала подыскивать нужное слово, — моя порочность, мои страхи, мое безумие…
— Леночка, что тебя привело к нам, милая? — Олимпиада Ивановна, наконец, села напротив. — Я очень рада видеть тебя, но думаю, так просто ты бы не пришла.
— Вот! — Лена смущенно достала фотографию и протянула ее Олимпиаде. — Скажите что-нибудь о нем.
— Это Сергей!
— И? — напряглась всем телом гостья.
— Он жив! — лицо Олимпиады стало жестким и сосредоточенным. Острым взглядом она всматривалась в лежащие перед ней карты. — У тебя есть еще что-нибудь?
— В смысле? — не сразу поняла Лена.
— Ну, какая-нибудь его вещь. Что-нибудь, что прилегало к телу.
Елена, все еще смущаясь, вытащила футболку:
— Вот!
Олимпиада нервно прошлась по ней рукой, поднесла к лицу, вдохнула едва ощутимый запах.
— Да, он жив! — сказала она устало.
— Где он? Что с ним? Он здоров? — встрепенулась молодая женщина.
— Здоров. Но как будто ушел далеко.
— Как это? — растерянно переспросила гостья.
— Он жив, но не с нами. Душой не с нами.
— И что мне теперь делать? — упавшим голосом проговорила Лена.
— Смириться. И ждать, — развела руками хозяйка.
— Долго? — вопрос прозвучал совсем уж заунывно, если не сказать — жалобно.
— Вытяни любую карту! — приказала Олимпиада. — Я думаю, у вас еще будет встреча, — деликатно пообещала она, бросив косой взгляд на карту.
— Правда? — взволнованно переспросила Лена.
— Погоди! Встреча-то будет, но ты не очень рассчитывай на нее, — выждав паузу, невозмутимо закончила хозяйка.
Елена разочарованно посмотрела на Олимпиаду. Не за этим она сюда пришла. А то, что Сережа жив, это она и сама отлично знает. Несколько вечеров подряд она провела под окнами старухи. Правда, это ничего не дало. А врываться в чужой дом было бы и вовсе неразумно. Да и вряд ли бы сработало. Только ведь сердце не обманешь.
Новый год начался весело и странно.
…В девять вечера на такси приехала Мария с Аленкой. Сергей, как всегда, заслышав звонок, ретировался в дальний угол квартиры, но в последний момент, вместо того, чтобы забиться за старый тяжелый шкаф времен Людовика XIV, — у старухи к антиквариату была явная слабость — неожиданно поменял решение. Он подошел на цыпочках к двери, стал боком, чтобы, не дай бог, ничем не выдать свое присутствие, и вдруг увидел свой выгнутый и жалкий силуэт в отражении зеркала. Чуть не расхохотался, настолько смешным и нелепым показался сам себе. Он стал внимательно прислушиваться к тому, что творится в прихожей, а затем и в гостиной бабы Сони. Когда он понял, что рядом находится Аленка, сердце ухнуло куда-то вниз, потом вдруг стало рваться наружу. Он уже нажал ручку двери, он уже сделал шаг навстречу дочери, как вдруг услышал: