Она посмотрела на пейзаж. Он вздымался и переливался как овсяная каша. И вскоре застыл. Они приехали.

Дом Чарльза стоял слева, а справа поднимались громады Шести холмов. Маргарет удивило их появление в этой местности. Они прерывали все более уплотняющуюся застройку, которая тянулась до Хилтона. Позади них она увидела луга и лес, а под ними, решила она, похоронены лучшие солдаты. Она ненавидела войну и любила солдат — в этом было одно из ее милых противоречий.

Но вот навстречу им на порог вышла Долли, разодетая как на картинке, и сразу же упали первые капли дождя. Они весело вбежали в дом и после долгого ожидания в гостиной сели за приготовленный на скорую руку ленч, в котором каждое блюдо — явно или неявно — содержало сливки. Главной темой разговора был мистер Брайс. Долли описывала, как он приходил с ключом, а ее свекор с удовольствием подшучивал над ней, оспаривая все ею сказанное. Очевидно, в семье было принято смеяться над Долли. Мистер Уилкокс принялся подтрунивать и над Маргарет, и та, очнувшись от серьезных мыслей, смягчилась и стала платить ему той же монетой. Долли, казалось, удивилась и с любопытством посмотрела на Маргарет. После ленча вниз были приведены двое малышей. Маргарет детей не любила, но с двухлетним ребенком ей все же удалось пообщаться несколько лучше, а поскольку она разговаривала с ним рассудительно, как со взрослым, Долли смеялась до слез.

— Поцелуй их — и пойдем, — сказал мистер Уилкокс.

Она подошла, но целовать отказалась: малышам это не доставит никакого удовольствия, объяснила она, и хотя Долли принялась поочередно распевать «тирли-мирли» и «чики-мики», Маргарет оставалась непреклонной.

К этому времени дождь уже лил вовсю. Машину подали с поднятым верхом, и Маргарет вновь потеряла всякое ощущение пространства. Через несколько минут они остановились, и Крейн открыл дверцу.

— Что случилось? — спросила Маргарет.

— А ты как думаешь? — сказал Генри.

Перед самым ее лицом возникло маленькое крыльцо.

— Уже приехали?

— Да, приехали.

— Подумать только! Несколько лет назад это казалось так далеко.

Улыбаясь, но с легким разочарованием, она выскочила наружу и, поддавшись порыву, добежала до входной двери. Протянула руку, чтобы ее открыть, но Генри сказал:

— Бесполезно. Дверь закрыта. У кого ключ?

Поскольку он сам забыл заехать за ключом на ферму, никто не ответил. Еще он спросил, кто оставил ворота открытыми, ибо с дороги к дому завернула чья-то корова и вытаптывала лужайку для игры в крокет, потом раздраженно сказал:

— Маргарет, подожди под крышей. Я за ключом. Здесь не будет и сотни ярдов.

— А мне с тобой нельзя?

— Нет. Я очень быстро вернусь.

Автомобиль уехал, и ей почудилось, будто подняли занавес. Во второй раз в тот день она увидела явление земли.

Вон там — слива-венгерка, которую когда-то она описывала в письме Хелен, там — теннисная лужайка, а там — живая изгородь, которая в июне зацветет роскошным шиповником, но сейчас в картине преобладали черные и бледно-зеленые тона. Ниже, в ложбинке, пробуждались более сочные цвета, и на ее краю стояли на страже или шли по траве батальонным наступлением желтые нарциссы. Тюльпаны напоминали блюдо с драгоценными камнями. Ей не было видно шершавого вяза, но лоза знаменитого дикого винограда, усеянная бархатными шишечками, вилась по крыльцу. Маргарет была потрясена плодородием почвы; ей редко доводилось бывать в саду, где росли такие великолепные цветы и где даже сорняки, которые она лениво обрывала, стоя на пороге, зеленели так ярко. Почему бедный мистер Брайс бежал от всей этой красоты? Она уже решила про себя, что место это прекрасно.

— Уходи, противная корова! — закричала она, обращаясь к животному, впрочем, без всякой злобы.

Дождь припустил сильнее, изливаясь из безветренного неба и отскакивая каплями от досок с объявлениями, на которых стояли имена агентов по недвижимости. Доски эти лежали в ряд на лужайке, куда их побросал Чарльз. Должно быть, она беседовала с Чарльзом в другом мире — там, где принято беседовать. Как обрадовалась бы Хелен этой мысли! Чарльз умер, все люди умерли, ничего не осталось, кроме домов и садов. Все очевидное — мертво, все непостижимое — живо, и между ними нет никакой связи! Маргарет улыбнулась. Если бы ее собственные фантазии могли быть такими четкими! Если бы она могла обращаться с миром так своевольно! Вздохнув с улыбкой, она дотронулась рукой до двери, и та открылась: дом оказался не заперт.

Маргарет колебалась. Следовало ли ей подождать Генри? Он серьезно относился к собственности и, возможно, предпочел бы лично показать ей дом. С другой стороны, он сам велел ей подождать под крышей, а на крыльцо уже начал просачиваться дождь. Она вошла внутрь, и сквозняком за ней захлопнуло дверь.

В доме ее встретило запустение. На окнах в холле виднелись грязные следы пальцев, на немытых досках пола — свалявшаяся пыль и мусор. Целый месяц здесь царила багажная цивилизация, которая потом перекочевала в другое место. Столовую и гостиную — направо и налево — можно было различить только по цвету обоев. Сейчас это были просто комнаты, в которых можно спрятаться от дождя. Через потолок каждой проходила большая балка. В столовой и холле она была хорошо видна, а в гостиной скрыта досками обшивки — не потому ли, что проза жизни должна быть скрыта от взоров дам? Гостиная, столовая, холл — какими ничтожными казались эти названия! Это были просто три комнаты, в которых могли играть дети, а друзья — укрыться от дождя. Да, и они были красивы.

Затем она открыла одну из дверей напротив — их было две, — и обои сменились побелкой. Эта часть дома предназначалась для слуг, хотя Маргарет едва ли это поняла: снова просто комнаты, где могут собраться друзья. Сад позади дома был полон цветущих вишен и слив. Дальше можно было разглядеть луг и темную скалу с соснами. Да, луг был красив.

Запертая в доме из-за отвратительной погоды, Маргарет опять обрела ощущение пространства, которого автомобиль попытался ее лишить. Она вновь вспомнила, что десять квадратных миль вовсе не в десять раз прекраснее, чем одна квадратная миля, а тысяча квадратных миль — это совсем не рай небесный. Иллюзия огромности, которую так поддерживает Лондон, была навсегда рассеяна, когда она прошла из холла Говардс-Энда на кухню и услышала, как струи дождя льются, разделившись, по обеим сторонам крыши.

Теперь ей на память пришла Хелен, которая, разглядывая половину Уэссекса с гребня Пурбекских холмов, сказала: «Что-то будет потеряно». Маргарет в этом уверена не была. Например, ее королевство удвоится, если открыть ту дверь, что ведет на лестницу.

Теперь она думала о карте Африки, об империях, об отце, о двух великих нациях, жизненные течения которых согревали ее кровь, но, смешавшись, охладили разум. Она пошла назад, в холл, и в это время дом задрожал.

— Это ты, Генри? — позвала она.