Во время монолога мужчины его жена заплакала. Она отвернулась от мужа и сжала руки на коленях. Когда синьор Медичи закончил, она повернулась к Сальваторе и сказала: «Figlia unica» [253] , – что в некоторой степени объяснило и ее горе, и гнев ее мужа. Доменика была их единственным ребенком. Она была надеждой родителей на будущее, которая разбилась, так как с течением времени становилось все более и более очевидно, что девочка не совсем нормальная.

Несмотря на их нежелание обсуждать Доменику, Сальваторе должен был задать следующий вопрос. Мог ли Роберто Скуали, по их мнению, направляться в монастырь, где жила их дочь? Поддерживал ли он связь с Доменикой, после того, как она там поселилась?

Этого они не знали. Подростками их дочь и Роберто были близки, но то время ушло, когда Роберто понял всю ограниченность их с Доменикой дружбы. Это не заняло у него много времени и было ожидаемо. Жизнь Доменики во многом определялась прерванными отношениями с людьми, которые понимали, что та, кто выглядел как глубоко духовная натура, на поверку оказывалась существом, которое просто не могло жить в окружающем мире.

Все это Сальваторе понимал, но это ни в коей мере не значило, что Роберто Скуали не мог ехать в горы, чтобы встретиться со своей кузиной. Было бы большой удачей, если бы он направлялся именно в монастырь. Несмотря на свою примитивность, сестра Доменика Джустина вполне могла рассказать что-то интересное о том, что случилось с английской девочкой.

Сестра Доменика Джустина искала Карину. Последние три дня девочка скрывалась от нее. Во время молитв и поста Доменика слышала, как девочка ходила по комнатам наверху, и она ощущала ее присутствие, когда девочка ждала, пока сестра Доменика поймет, что ей надо делать дальше. Сейчас девочка была где-то рядом с виллой Ривелли. Сестра Доменика Джустина была спокойна в своей уверенности, что Господь выведет ее на девочку.

Так и произошло. Как будто ведомая ангелом Габриэлем, она прошла в залитый солнцем сад виллы с его звенящими фонтанами. Карины не было видно, но это было неважно. В дальнем конце сада находился Гротта деи Венти. В гроте было помещение с каменными, покрытыми ракушками стенами и четырьмя каменными статуями, из-под ног которых вода непрерывно струилась в русло родника, находившегося далеко внизу.

Воздух в гроте был прохладен и предлагал отдых в жаркий летний день. И здесь Доменика увидела маленькую девочку, которая, казалось, ждала ее.

Карина сидела на каменном полу, подтянув коленки к подбородку и обхватив их руками. Она пряталась в самом далеком и темном углу, и, войдя, сестра Доменика заметила, что девочка вся сжалась.

– Vieni, Carina, – мягко сказала она, протягивая руку. – Vieni con me [254] .

Девочка посмотрела на нее с загнанным выражением лица. Она начала говорить, но ее слова были не итальянские, и сестра Доменика Джустина смогла понять только некоторые из них.

– Я хочу к мамочке, – сказала Карина. – Я хочу видеть папу. Я его не увидела, и где он теперь, и я не хочу больше сидеть здесь ябоюсьихочувидетьсвоегопапунемедленносейчас.

Во всем этом словесном потоке Доменика поняла только слово «папа».

– Tuo padre, Carina? [255]

– Яхочудомойихочусвоегопапу.

– Padre, si? – уточнила сестра Доменика Джустина. – Vorresti verde tuo padre? [256]

– Voglio andare a casa, – ответила маленькая девочка, ее голос становился все громче. – Voglio andare da mio padre, chiaro? [257]

– Ах, si? – сказала сестра Доменика Джустина. – Capisco, ma prima devi venire qui [258] .

Она протянула руку еще раз. Если Карина, как она говорит, хочет пойти домой к своему отцу, то ее надо приготовить, а приготовления не начинаются в Гротто деи Венети.

Ребенок посмотрел на протянутую руку. На ее лице было написано сомнение. Сестра Доменика Джустина мягко, ободряюще улыбнулась.

– Non avere paura [259] , – сказала она девочке, потому что бояться действительно было нечего.

Тогда Карина медленно поднялась на ноги. Она взяла Доменику за руку. Вместе они вышли из прохладного грота, вместе взобрались по ступенькам, ведущим из сада, и пошли по направлению к громадной, закрытой вилле.