Я понял, что аудиенция закончена.

Спасибо и на этом. Обезьянка гордая… Из-за нее я не смог вылететь вместе с московскими собровцами, они сейчас отмокают на квартирах, все спецназы снялись, разлетелись по городам к своим привычно осточертевшим организованным преступникам. Над мертвым селом даже вороны не каркают, остались лишь бригады следователей.

Радуев объявился в воюющих горных районах и успел дать телеинтервью. Я видел эти кадры: он явно хорохорится, но глаза отмороженные, видно, что давно на пределе, наделал кучу ошибок, подбил людей на авантюру, попал в ловушку, угробил лучших боевиков, смертельно поссорился с братьями мусульманами и к тому же умудрился остаться живым. Такое не прощается.

На последние деньги я позвонил в Москву. Сидоренко, услышав мой голос, пустился в пляс, я это понял по прерывистому дыханию и неясным эмоциональным междометиям. Честное слово, приятно, когда тебя ждут, с таким восторгом ловят каждое слово. А ведь с Владимиром Михайловичем мы знакомы-то без году неделя. Я кратко обрисовал ситуацию, не вдаваясь в подробности, сказал, что нужны деньги на два авиабилета, объяснив, что со мной девушка-беженка, бывшая в заложницах. Сообщение о девушке вызвало еще больший восторг.

— А красивая?

— Очень…

— Молодец, гусар, вези ее в Москву. Одобряю, это главный трофей!

О репортажах и прочей канители он даже не спросил.

Деньги я получил телеграфным переводом.

На следующий день снова пришел в больницу. Мария уже свободно передвигалась, столкнулся с ней в коридоре. Я тут же сообщил свое решение: увезти ее в Москву, потому что здесь оставаться было опасно.

Она остановилась, опустила глаза, выдержала долгую паузу. Я ожидал услышать все, что угодно.

— Я в таком виде! — произнесла она.

Только не хватало сейчас выслушивать страдания по поводу гадкого больничного халата.

— В морге будешь кокетничать! — прошептал ей на ухо. — Тебя узнают и тут же пустят кровь. Из больницы не выйдешь, тебя всю на донорскую кровь пустят. Идиотка…

— Почему ты помогаешь мне? После того, что было…

— Ты мне расскажешь о своих подвигах, а я напишу материал.

— А если я откажусь?

— Будешь то же самое рассказывать следователю. А еще лучше — я отдам тебя собровцам. Даю тебе честное слово, что поступлю именно так. Ты заслужила этого…

Я долго занимался однообразным делом: воевал или мстил, что, впрочем, через определенное время становится одним и тем же. Я утешал себя общими идеями человеколюбия, тем, что никогда не воевал с женщинами, что надо остановиться и стать, так сказать, милосердным к поверженному врагу.

Кажется, объяснение найдено. А еще я сказал Марии:

— Хочу на тебе жениться.

Она фыркнула, но я сразу заметил ее растерянность. Оказывается, лихая боевичка имела способность краснеть, как приласканное поросячье ухо.

— Прямо так сразу?

— Чего растерялась, обрадовалась: счастье привалило? — нахально спросил я, чувствуя себя хозяином положения.

— И когда едем? — поинтересовалась она деловито с премилым западенским акцентом.

— Як тильки, так зразу! — продемонстрировал я знание языка. — Одевайся…

— У меня вытащили все деньги, — пожаловалась она.

— Я не брал.

— Я и не говорю, что это ты…

Прихрамывая, она скрылась в палате, по-военному быстро собралась, вышла в мятых джинсах и темно-зеленом китайском пуховике, который уже успела хорошо почистить. Платок на голове придавал ей простоватый вид.

— Вещей нет?

Она отрицательно покачала головой. У входа встретились с толстой рыжеволосой санитаркой.

— Уезжаешь? — спросила она девушку. — Халат не забыла оставить?

— На кровати… Спасибо вам за все.

— Справный у тебя жених. Держись за него! — сказала санитарка грудным голосом, бюст ее заколыхался, как буйки на волнах.

«Сильная женщина!» — подумал я и решил, что у нее наверняка есть муж или просто мужчина, который крепко держится за нее в бурном житейском море. Как за буйки.

В аэропорту Махачкалы мы неожиданно встретились с Удавом-Серегой. Каждый из нас отреагировал по-своему: я приветственно махнул рукой, Мария вздрогнула и опустила голову, Удав же круто развернулся и «почесал» в противоположном направлении.

— Серега! — окликнул я его, но он лишь прибавил шагу.

— На что он тебе? — крикнула Мария мне в спину и даже пыталась поймать за руку, как бдящая супруга.

Я пустился в погоню, ловко маневрируя в толпе, будто лыжник-слаломист, Удав же шел напролом, как таежный бульдозер. За винным киоском я нагнал его.