Шрифт:
— В «Ройял Рива»… Но приезжать не надо, это на другом краю от тебя… Завтра утром я уезжаю в Паттайю. Оттуда позвоню.
— Какой там отель? — сообразил спросить я, зная, что могу загулять и она не дозвонится. Какие-то мысли о встрече с врагами я пока гнал от себя. Так не хотелось менять экзотическую свободу на российские проблемы.
— «Паттайя-Парк».
— Напомни, пожалуйста, еще раз свою фамилию! — попросил я.
— Пошел к черту! — сказала она и положила трубку.
А ее фамилия действительно выветрилась из моей головы.
Тихо шипел кондиционер, нагоняя в комнату искусственный воздух. Окна в номере были наглухо задраены. И здесь, среди безупречной чистоты я сам чувствовал себя отфильтрованным… Уют, достаток и покой отбивают всякое желание бороться за неясные идеалы всеобщего счастья, равенства и братства. Все революции делались обиженными и сумасшедшими.
Вечером из номера я позвонил Пате и сказал, что умираю от скуки. Правда, я не знал, как будет по-английски «скука» (онегинский spleen вспомнился позднее), потому выразился предельно энергично: «Я умираю без тебя!»
Она тут же приехала, я встретил ее внизу. Разумеется, на ней не было ярко-алого национального халата с узорами, оделась Пата в коротенькую юбочку и черную блузку с вышивкой, а волосы распустила по плечам. Мы отправились бродить по ночному Бангкоку, и, когда уставали, делали остановку в ближайшем баре или кафе. Я пил пиво, закусывал огромными вареными креветками, Пата пила только колу. Мы чуть не заблудились, неоновые улицы слились в одно нескончаемое полыхание, казалось, мегаполис решил испытать меня, поглотить, как в воронку.
Но единственный знакомый человек на этом краю света не позволил мне исчезнуть без следа. Она вывела меня прямо к отелю, мы пошли в «Савой», поужинали, затем поднялись ко мне в номер.
Пата неторопливо осмотрелась, присела на кресло. Кондиционер выстудил воздух до пятнадцати градусов. Она поежилась, я сразу подкрутил регулятор на повышение температуры.
— Тебе нравится здесь?
Она кивнула.
Вдруг со стоном она потянула меня на себя, впилась губами в грудь, ее страсть передалась мне; я смутно боялся, как бы не покалечить маленькое шоколадное тело, которое трепетало, извивалось, кричало подо мной… Это продолжалось бесконечно долго, самозабвенно.
Я отвалился, чувствуя себя опустошенным, как шкурка от банана. Как сотня и тысяча таких шкурок. Пата лежала рядом, блестящая от пота, глаза ее счастливо блестели, как будто в диковинку была ей наша маленькая порывистая любовь. Ее абсолютно черного цвета волосы разметались на подушке, они источали удивительный, незнакомый мне запах. Было в нем что-то притягательное, пахнущее женщиной, не косметикой. Хотелось окунуться в этот дух, плыть в нем, держа за руку эту маленькую женщину, дарящую свою любовь и тело. Возможно, это были запахи трав или здешних диковинных растений с дурманящим молочком, привораживающим нектаром…
— Можно я буду называть тебя Пат?
— Конечно, можно, если тебе приятней.
— У одного из героев писателя Ремарка была девушка, которую он очень любил, ее звали Пат — Патриция…
— У этой любви счастливый конец?
— Да, конечно, а как же иначе? — соврал я.
И тут вновь вмешалась пресловутая, холодная реальность. Я совершенно забыл о Марии. Но она, благослови ее, и только ее, Пресвятая Дева Мария, сама напомнила о себе.
Телефон зазвонил, как говорят в таких случаях, требовательно.
Здесь, у черта на куличках, звонок прозвучал нереально, будто с того света.
Я посмотрел на упругое оливковое бедрышко, на котором лежала моя рука, девушку, доверчиво прижимавшуюся ко мне, почти ведь приручил… Мелькнула мысль, может, не поднимать трубку? Но телефон надрывался, разрывая в клочья мое терпение.
— Yes! — сказал я.
— Это Мария!
— А, привет, — ответил я расслабленно, скосив глаза на Пат. — Ты еще в Паттайе?
Моя гостья сделала вид, что звонок ее не интересует, хотя сразу поняла, что я разговариваю с женщиной.
— Я внизу!
— Где внизу?
— Проснись, я в вестибюле твоего отеля!
Я потерял дар речи.
— Ты же должна была…
Она бросила трубку.
Пат вопросительно посмотрела на меня. От волнения я заговорил на русском:
— Eto moya zsena! — Пат, кажется, поняла. Тут я и по-английски вспомнил: — Это моя знакомая, она внизу.
Она вспыхнула, стремглав бросилась одеваться. Через пять секунд мы были одеты: долго ли в жаркий сезон.