Несколько секунд она смотрит в стол, и я уже думаю, что разговора не получится, но Анна вдруг поднимает голову и отвечает, не сводя с меня взгляда:

— Они попали в аварию. Прицеп потерял управление, скатился с горки и задавил их.

Значит, Джо была права про «сиротку Энни». Но я об этом умалчиваю.

— Соболезную. Ты, наверное, по ним скучаешь.

Анна отвечает не сразу — наверное, потому что слишком расстроена. Наконец она вздыхает.

— Я скучаю по папе. Каждый день его вспоминаю.

Я молчу.

— Ты не удивлен? — спрашивает Анна.

— Да нет. Пожалуй, нет. Наверное, твоя мать была не идеальна.

— Скорее я была не идеальной дочерью.

— По-моему, в первую очередь родители должны следить за атмосферой в семье, — твердо говорю я. — Им необязательно быть идеальными, но пускай хоть не портят то, что есть.

— Да, возможно, — отвечает Анна и смотрит через мое плечо в сад. — Незадолго до смерти мамы мы поссорились. Целую неделю почти не разговаривали. Я наговорила ей ужасных вещей. Назвала стервой. А потом она погибла.

— Ох. Но ты…

Она продолжает, как будто не слыша:

— Незадолго до аварии я пожелала, чтобы мама куда-нибудь делась. Я долго-долго об этом думала. Мечтала. Хотела, чтобы она ушла из моей жизни. И вот она ушла. Навсегда… — девушка смаргивает и опускает глаза. — Как говорится, будьте осторожны в своих желаниях.

— Да, но ведь не факт, что желание обязательно сбудется. В смысле, ты не виновата…

Наверное, лучше бы закончить разговор, остановиться, пока слово за мной, но я, запинаясь, продолжаю:

— Люди не умирают только потому, что кто-то пожелал им исчезнуть. Так не бывает. Не вини себя. Не может быть…

— Послушай, — перебивает Анна. Она смотрит прямо в глаза, говорит твердо, и я удивляюсь внезапной вспышке гнева. — Ты очень хороший человек, поэтому не хочу показаться грубой, но я должна кое-что сказать. Ты всего лишь мой сосед, с которым я живу в одном доме. Не думай, что сумеешь мне помочь. Исключено.

Она ставит чашку на стол и отодвигает стул. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Анна встает и выходит.

Она уходит, оставив Тима сидеть за столом, и бежит наверх, на чердак. С Тимом слишком легко общаться. Что-то такое есть в его лице, в светло-карих глазах, в детской россыпи веснушек на носу, в застенчивой улыбке, с которой он задает вопросы. Не верится, что человек с таким лицом способен причинить зло или слишком строго судить. Огромный соблазн — выболтать ему в душераздирающих подробностях все беды, которые с ней случились. Пусть исследует и изучит темные места, куда она не смеет ступить сама.

Вечером я прихожу с работы позже обычного. В доме темно. Уже за полночь. Хотя физически я совершенно вымотался, зато после очередного шумного вечера в ресторане настроение прекрасное. Мне нужны пара бутылок пива, час на кушетке, что-нибудь бездумное по телевизору — а поскольку Анна скорее всего уже спит, у меня есть прекрасная возможность в кои-то веки получить гостиную в собственное распоряжение. Я открываю пиво, которое принес из ресторана, растягиваюсь на кушетке и лениво щелкаю с канала на канал.

Должно быть, я заснул, потому что вдруг вздрагиваю и просыпаюсь от громкого назойливого стука.

Как только я сажусь, шум прекращается. Сбитый с толку, я гадаю, вправду ли что-то слышал или же в мои сны ворвался резкий звук с экрана. Я выключаю телевизор и смотрю на часы.

Почти три.

Стук повторяется. Громкий и настойчивый. Барабанят в дверь.

Блин.

Я встаю под аккомпанемент непрерывного оглушительного стука. Меня охватывает ледяной ужас. Я сглатываю и кричу:

— Сейчас, сейчас. Подождите минутку!

Стараюсь говорить так, как будто мне ничуть не страшно, хотя сердце отбивает бешеный ритм, а кровь отлила от лица.

Я обвожу глазами комнату в поисках какого-нибудь оружия и нахожу большую керамическую подпорку для книг. Она достаточно тяжела, чтобы при необходимости причинить некоторый ущерб здоровью.

— Кто там? — спрашиваю я, подойдя к двери. — Чего надо?

Нет ответа. Кто-то стучит еще трижды, так сильно, что под моими ногами дрожит пол.