При этих словах я отвернулся, так как смотреть на эту откровенную ложь выше моих сил. Конфликт исчерпан. Счастливые супруги горячо благодарят довольную заведующую и просятся на выписку. Я стою в стороне и молча наблюдаю торжество медицины. Забегая вперед, должен сказать, что направление на УЗИ сосудов я им все-таки написал.

— Дмитрий Андреевич, вы нам так всех больных распугаете, — с явной досадой в голосе укоряет меня Зинаида Карповна, когда через час, ознакомившись со своими больными, я вхожу к ней в кабинет. — Нельзя же так, в самом деле!

— Чем, простите, я их отпугну? Сообщу, что у них липовые заболевания? Я, между прочим, еще троих, как этот Семен Маркович, у себя в палатах выявил, и, полагаю, с такими же точно «замечательными» родственниками. Что мне прикажете с этим делать?

— А ничего не надо делать. Лечение назначено, люди счастливы. Вам остается только его контролировать, три раза в неделю писать дневники — и все на этом. Как срок подойдет, то выпишите их и выдадите выписную справку.

— А в ней я укажу, что мы рекомендуем вернуться в хирургическое отделение через полгода на очередной курс лжетерапии?

— Зачем сразу «лже»? Просто терапии.

— А как же совесть?

— А при чем тут совесть? — заведующая щурится. — Вы полагаете, что мы что-то делаем не так?

— Разумеется! Мы проводим лечение заведомо здоровым людям! Я не могу им врать!

— К чему такой грубый подход? Что за слово «врать»? Дмитрий Андреевич, вы же интеллигентный человек и не первый день в медицине, вы должны понимать, что здоровых людей практически не бывает. У каждого что-то да найдется. Мы проводим, если хотите, и профилактическое лечение. Помните: «Болезнь лучше предупредить, чем ее лечить!»?

— Помню. Тогда давайте начнем хватать людей на улице и тащить в отделение капаться — всех, кто старше шестидесяти! Скажем, что для профилактики заболеваний!

— Ну, зачем такой примитив? — Зинаида Карповна качает головой. — Вы поймите, у нас здесь периферия. Нет такого потока больных, как в мегаполисе, а мы должны выполнять план по пролеченным больным. Если мы систематически не станем добирать пациентов, то у нас сократят койки, отберут ставки, и начнутся сокращения. Вам, конечно, все равно, а нам тут еще жить!

— И вы считаете, что таким способом вы сохраните ставки?

— Да! До сих пор удавалось! Мы лечим всех, в том числе и пограничные состояния, и проводим чисто профилактическое лечение.

— А страховые компании что на это говорят?

— Если вы все правильно напишете в историю болезни, обязательно оплатят. Не надо писать: «жалоб нет». Пишите, мол, жалуется на то-то и то-то, и соответственно отразите в дневниках положительную динамику от проводимого лечения. Бумага-то все стерпит. Эксперты страховых компаний не с людьми работают, а с документами. Вы согласны со мной?

— Не совсем.

— Что еще? — хмурится заведующая.

— Ну, как-то неловко приписками заниматься.

— Надо было сидеть дома, — раздраженно фыркает она. — И ваши принципы тогда бы не пострадали! Вы, когда станете писать правду, вначале объясните сотрудникам, что денег из-за вас им больше не видать!

— Я же не сказал, что отказываюсь, — замялся я. — Раз профилактически и ради зарплаты всего коллектива, то можно и сгустить краски.

— Ну, вот и славно! Вот и договорились! — на глазах веселеет Зинаида Карповна. — А сейчас пойдемте, посетим реанимацию. Там и ваш больной лежит, мне совсем непонятный. Хотелось бы и ваше мнение по нему услышать. Он, правда, не разговаривает, не так давно перенес инсульт, но живот однозначно нехороший.

Внезапную метаморфозу в настроении Зинаиды Карповны я расценил как женский каприз. То, что она стала со мной разговаривать, и разговаривать относительно вежливо, еще ничего не значит. А тот факт, что она попросила высказать свое мнение по поводу не совсем ясного больного, меня настораживает. Уж не подвох ли какой за этим кроется? От такой странной дамочки ведь всего можно ожидать.

— Да что вы все его тискаете и тискаете? — зевает Пал Палыч Мокрецов, заведующий реанимацией, дежурный по отделению, когда мы с заведующей принимаемся пальпировать живот у малопонятного пациента. — Рак кишки там сидит. Сто процентов! Справа. Помирает человек, чего ему мешать? Каждый имеет право умереть в больнице.

— Да, только не этот пациент! — выпрямившись, изрекаю я, глядя на Мокрецова.

— А что такое? Думаете, не рак?

— Думаю, нет! Эка вы, коллега, перемудрили со ста процентами! Разве в медицине можно так заявлять? Там банальный холецистит. Желчный пузырь сильно воспалился, вот и формирует иллюзию опухоли. Надо оперировать, причем немедленно! Пока перитонит не развился!

— Да бросьте вы! — не сдается Мокрецов. — Рак там, неоперабельный. Только зря разрежете!

— Свиней режут, а людей оперируют! — роняю я свою коронную фразу. — Надо немедленно готовить его к срочной операции.