В ней царил страшный беспорядок: мебель была разворочена, подушки вспороты, ящики письменного стола со всем высыпанным из них на пол содержимым образовали некое подобие импровизированных мини-баррикад. Ганке, минуя завалы, подошел к книжному шкафу. На полках, точно калеки на костылях, приткнувшись друг к другу, застыли всклокоченные тома, остальные послужили материалом для спорадических построек.

«Все пролазили!» — подумал Ганке о тех, кто раньше его и Антонова побывал в этой комнате.

Без воодушевления он принялся перелистывать книги.

Дворники черной «Волги» как сумасшедшие метались по поверхности стекла, разгоняя широкие дождевые струи. Вершинина курила одну сигарету за другой. В салоне царило напряженное молчание. Болдырев, узнав, что с Мамедовым случилось несчастье, решил не досаждать Валандре излишними вопросами и разговорами. Он знал, что в критические минуты начальница не любила вести тары-бары. Она предпочитала молча собираться с мыслями и чувствами. Миновав перекресток и свернув направо, машина проехала еще метров двести и остановилась перед центральным входом в больницу.

В приемном покое томилось ожиданием несколько человек: пожилой, хорошо одетый мужчина, супружеская пара средних лет, высокий светловолосый парень в кожаной куртке и женщина с молчаливой бледненькой девочкой лет семи-восьми.

В вестибюле было прохладно и неуютно. В единственной и неповторимой кадке медленно, но верно засыхала одинокая пальма. На стуле у входа нес свою унылую вахту охранник в сизо-серой форме, который с тупым бессмысленным видом пялился на посетителей.

Вершинина влетела в гулкую, пересыпаемую только шелестом дождя за окном тишину приемного покоя подобно шаровой молнии, обратив на себя внимание всех присутствующих. Закрыв зонт, она быстро огляделась и направилась в глубь холла.

— Добрый вечер, девушка, — наклонилась она к окошечку, за которым склонилась над карточками и журналами миловидная блондинка, — к вам недавно поступил Мамедов Алискер. Я хочу узнать, в каком он состоянии.

— Здесь все хотят… — возразила было блондинка.

— Все меня не интересуют, — понеслась с места в карьер Вершинина, нервы которой были напряжены сверх всякой меры, — я вас спрашиваю о Мамедове. Вы здесь, вообще, зачем сидите?!

— Успокойтесь, гражданка, — взяла на пол тона ниже медсестра, — сейчас я узнаю.

Блондинка начала крутить диск на телефонном аппарате.

В этот момент сотовый, лежащий у Вершининой в кармане плаща, требовательно запиликал.

— Слушаю, — Валандра прижала трубку к уху.

Публика, собравшаяся в вестибюле вкупе со скучающим охранником с интересом разглядывала ее статную фигуру и обрамленное густыми русыми волосами красивое волевое лицо, на котором сверкали лихорадочным блеском большие голубые глаза.

— Докладывает Ганке. Обыск сделан. Но вот незадача — кто-то нас, Валентина Андреевна опередил.

— Что?!

— В квартире Рыбаковой кто-то раньше нас сделал обыск, нам, как говорится, остались одни крохи.

— Что за крохи? — Вершинина не сводила глаз с медсестры, которая, очевидно, уже что-то узнала и теперь ждала, пока Вершинина закончит телефонный разговор.

— Фотографии, бланк один, кое-какие записи. На одной фотографии…

— Потом, Валентиныч, завтра. — Валандра торопилась узнать о самочувствии Алискера.

— А с Мамедовым что?

— Я сейчас в больнице. Он попал в аварию, его самосвал протаранил. Вадик звонил с места аварии, сказал, что вроде сотрясение и перелом руки.

— Мы сейчас подъедем. Колька тут икру мечет. Заодно и о результатах обыска подробно доложим.

— Ни к чему это, Валентиныч, поздно уже. Отдыхайте. Завтра работать.

— Да что вы, Валентина Андреевна, разве ж мы уснем? Вы в какой больнице-то?

— Валентиныч, — строго произнесла она, — отбой!

Спрятав сотовый, Вершинина обратилась к блондинке.

— Ну что, девушка?

— Ему только что сделали рентген. Закрытый перелом средней трети левого плеча без смещения и сотрясение мозга, средней степени, скорее всего. Точнее можно будет сказать завтра.

— Ему что-нибудь нужно? Лекарства там, бинты? У вас же сейчас нет ничего.

— Зайдите завтра после обхода, поговорите с лечащим врачом. Сейчас ему наложат гипс, и он будет отдыхать до утра.

— Спасибо, — Вершинина подняла голову от окошечка и посмотрела в окно.